Вера посмотрела на численник: что там отрывной календарь глаголит? А календарь подводил итог последнему летнему месяцу – на листке жирной краской была напечатана цифра «31». Тридцать первое августа всего-навсего. В Москве над Сретенкой сейчас летают серебряные нити бабьего лета, прилипают к ветровым стеклам «эмок» и трофейных легковушек.
Но это осталось там, далеко-далеко отсюда, в столице, а она находится здесь, на Шпицбергене, и к этому «здесь» надо привыкать. Вера тоже, как и тетя Кира, вздохнула, вытерла пальцами нос.
В окно был виден угол сарая, прячущегося в вязкой утренней темноте, да округленный земляной взгорбок. Еще вчера на нем росла зеленая трава. Сегодня травы уже не было.
Больше ничего не было видно – день еще не наступил.
– Поднимаемся, девонька, – заторопилась тетя Кира, – завтрак скоро подавать. Если мужики не получат завтрака, они нас с тобою съедят. Вместо котлет и картошки.
Это было серьезно.
Столовая находилась на этой же улице. От барака к бараку тянулись прочные железные тросы.
– Эта проволока зачем? – поинтересовалась Вера.
– Чтобы в пургу не потеряться.
Времени было половина шестого утра.
Завтрак был простой: котлеты, зажаренные с вечера, – их оставалось только подогреть, к котлетам вместо картошки – макароны, чай либо кофе с цикорием, для любителей нежных блюд – манная каша и блинчики со сметаной. Блинчики любила сама тетя Кира, поэтому она пекла их часто.
На Веру сразу обратили внимание. Пользовались столовой не только геологи, здесь бывала добрая половина Баренцбурга – строители, портовики, шахтеры, аэродромный народ: еда в тети Кириной столовой была чистая и вкусная. А главное – недорогая.
Зимой иногда случались проблемы со свежим мясом – не хватало его, особенно в пору, когда пурга наслаивалась на пургу и за пределами троса, натянутого между домами, было опасно ходить, а иногда просто не было возможности: снег заваливал бараки по самые трубы.
Но стоило только пурге затихнуть, как тут же за пределы Баренцбурга выходили охотники.
На Шпицбергене водилась особая порода оленей, в других северных местам таких оленей нет, – это очень маленькие олени, встречаются особи размером не крупнее козы. Но зато этих оленей на Шпицбергене много.
Еще очень много полярных куропаток, в Баренцбурге их примерно столько же, сколько в Москве воробьев.
Летом, – а лето бывает на острове не более двух с половиной месяцев в году, – много уток и гусей. Одно только плохо: мясо их пахнет рыбой.
Но тетя Кира знала искусный способ отмачивания утиных и гусиных тушек, – в результате они начинали пахнуть перцем и кавказский приправой хмели-сунели. Говорят, эту приправу любил сам Сталин.