Из «опель-адмирала» вылез толстый генерал-лейтенант и, помахивая сложенной вчетверо газетой, проследовал в гостиницу.
«Не меньше командующего армией, – отметил Савченко, – а то и выше бери, был заместителем командующего фронтом. Осанка не генеральская, а маршальская. Имея такого хозяина, шофер не то, чтобы на тротуар – прямо в вестибюль въезжать может. Только такой генерал и нужен для отмазки, если пристанет патруль».
– Спасибо, товарищи, – певучим, чуть сожалеющим голосом произнесла девушка и, покачиваясь на непрочных высоких каблуках, ушла.
Мосолков проводил ее сожалеющим взглядом, потом зачем-то поднял глаза – его словно бы что-то кольнуло, – и увидел висящие на железном столбе круглые электрические часы. Улыбнулся наивности девушки, подумав, что проще было бы взглянуть на циферблат этого электрического таза, чем спрашивать у чужих людей время – не надо тратить слова, что-то преодолевать в себе: человек ведь по натуре своей часто бывает скован, лишний раз к другому не обратится. Мосолков недоуменно пожал плечами и сказал напарнику:
– По-моему, обманула нас гостиничная бабка.
– Погоди, еще не вечер, – Савченко и сам не знал, почему «еще не вечер». В конце концов они отдыхают – просто отдыхают, стоят у входа в гостиницу и дышат свежим воздухом. Савченко поморщился иронически: м-да, свежим… Напоенным запахом бензина, асфальта и уличной гари. Как в бою. В бою тоже пахнет гарью, бензином и потом. Еще – кровью и железом. – Пока не кончен бал, приговор выносить не будем.
Захотелось пойти куда-нибудь в музей, в театр, в школу к выпускникам, послушать, как десятиклассники, хмельные от того, что не надо теперь выслушивать нравоучения сухопарых очкастых учительниц по поводу двоек, вина и табака, молодыми лосиными голосами поют бодрые песни, захотелось пройтись до ближайшего сквера и опуститься там на скамейку, посидеть на вечернем угасающем солнце, послушать самого себя – что там внутри? – послушать город, голоса людей и желание это было таким сильным, что у Савченко поскучнело и сделалось чужим лицо. Он выругался: а как же преданный напарник, он что, один останется на боевом посту?
Нет, это не годится – Савченко не мог бросить Мосолкова на произвол судьбы, на этом прожаренном, затоптанном многими ногами пятаке. Неожиданно Савченко показалось, что на него кто-то смотрит.
Пристальный внимательный взгляд всегда бывает ощутим: в затылок, в виски, в уши, в щеки будто бы вонзаются буравчики, иногда, когда взгляд тяжелый, даже становится больно. Савченко скосил глаза в одну сторону – никого, скосил в другую – тоже никто не смотрит, потом развернулся, увидел мрачноватую, коротко остриженную девушку в строгом шерстяном костюме.