«Нарсудья, – мелькнуло в голове, – народная судья. Судьиха… Таких рисуют на плакатах про утерянную бдительность. Небось, и эта дама… судит, небось, сроки дает, считает чужие годы». По груди, по самой середке поползла холодная, как лед капля, обожгла кожу.
Был у Савченко на фронте, в батальоне, разведчик, которого за пустяк приколотила гвоздями к кресту такая вот строгая, с неумолимыми глазами судьиха, схряпала его, как заяц репу. Только судьиха та была из военного трибунала армии, форму носила, узенькие серебряные погончики майора юстиции. Все ходили с походными защитными погонами, а она – с воскресными, серебряными.
«Может, это она и есть? – Савченко напрягся. – Может, меня узнала? Слишком строго одета… Даже в штатском платье чувствуется, что она носит погоны майора юстиции». Вслед за первой каплей по груди, по ложбине поползла вторая, еще более холодная, покрупней и поувесистей, капля также нехорошо обожгла кожу. Судья не отрываясь смотрела на Савченко.
– Простите, – наконец не выдержал он, стушевался, отвел глаза в сторону. – Очень знакомое лицо. Возможно, мы с вами встречались на фронте?
– У вас закурить не найдется? – спросила строгая служительница Фемиды и Савченко чуть не вздрогнул: чего угодно ожидал, но только не этого вопроса.
– У меня, знаете, нет… Я не курю, – окончательно тушуясь, пробормотал Савченко. – Знаете, на войне бросил, – ему показалось что взгляд этой строгой женщины прожигает его насквозь, как нагретый прут прожигает доску, только дым идет. Савченко запнулся, подумал о том, что майор из армейского трибунала была постарше. У той, наверное, и внуки уже есть, а у этой, возможно, даже детей еще нет. Впрочем, кто их разберет, этих женщин? Загадочные люди. Судьиха продолжала пристально смотреть на него. – У моего друга есть папиросы, – сказал он. – Хотите?
– Хочу, – медленно произнесла служительница Фемиды, голос у нее был жестким, неженским, каким-то угрюмым, таким голосом хорошо отдавать приказы.
«Может быть, все-таки майорша? Узнала меня и не признается?» – Савченко невольно поежился от внутреннего холода.
– Юра, дай даме папиросу, – попросил он, быстро взглянул на строгую судьиху, – извините, у нас только папиросы, сигарет нет.
– Ничего, папиросы тоже хорошо, – медленно проговорила та.
– Зато папиросы хорошие, – добавил Савченко, – «Казбек».
– Пусть будет «Казбек».
– Юра, ты чего копаешься? – сварливо подогнал он товарища. – Совсем закопался.
– В папиросном деле главное что? – пробормотал Мосолков, аккуратно вынимая из галифе твердую картонную пачку с изображением гордого всадника на фоне белых гор. – Главное – дым не помять.