– Стол какой хороший получается, а? Просто, как до войны, когда были продукты. А хлеб-то… нет хлеба! – она снова всплеснула руками. – За картошкой забыла о хлебе. Пойду к соседке, возьму у нее в долг, – Фрося неслышно скрылась за дверью комнатенки.
«Походка – только в разведку ходить, – отметил Савченко, – трава под ногой не мнется». Оглянулся назад – показалось, что близнята проснулись. Но нет, девочки, привыкшие к присутствию чужих людей в доме, спали. Савченко, например, обязательно проснулся бы, как только почувствовал чье-то присутствие в квартире. Все нервы, нервы. И война, которая многому научила даже самых распоследних неумех.
С другой стороны, в бараке много людей, все никак не могут стать близкими, и девчонки всех тоже не примут – отметят только сознанием, мозгом, мышцами и будут держаться в стороне. Они просто привыкли к частой смене лиц, потому и спят так спокойно.
Разогретая картошка вкусно дымила. Фрося присыпала ее чем-то душистым. Савченко присмотрелся – сухой укроп. Хозяйки в Австрии, – майор сам видел, – обязательно чем-нибудь посыпают еду: и картошку, и мясо, и рыбу, и макароны – то сухим луком, то толченым чесноком, то каким-нибудь терпким семенем, либо порошком. Фрося тоже где-то достала сушеный укроп.
Девочки спали, обхватив друг дружку руками и улыбались во сне – наверное, видели что-то хорошее, – простенькие лица их светились в полупрозрачной темноте – кромка света, который давала электрическая лампочка как раз проходила по краю дивана, на котором они лежали.
Шкаф был разрезан этим кругом пополам, клок зажатой дверцей юбки лез в глаза.
Майор вздохнул неслышно, сейчас самый раз быть неслышимым. Девочки могут проснуться от чего угодно – от звона водки, льющейся в стакан, от стука вилки, от шуршания газеты, от говора, как бы тих он ни был.
В следующую секунду Савченко не поверил тому, что увидел – в этой комнатенке вместе с Фросей и близнецами наверное действительно жила нечистая сила, – а может, и чистая, поди разбери, но в то, что она была сверхъестественной, поверил сразу – зажатый клок материи сам по себе вобрался в шкаф.
Савченко замер, ожидая, что же будет дальше. Правую руку он стиснул в кулак – на фронте кое-чему успел обучиться, не только стрельбе на звук. Зажал в себе дыхание, слушая комнатенку, слушая шкаф, но ничего, кроме размеренного слабого дыхания близняшек не засек.
Сердце заколотилось где-то в горле, находилось оно чуть ли не под языком, вот ведь как. Савченко беззвучно подтянул под себя ноги, чтобы можно было стремительно вскинуться, да половчее ударить налетчика. Вспомнил про перочинный ножик. Нет, этой безобидной поделкой много не навоюешь, лучше уж кулаком. Или на худой конец вилкой. Хорошо, если вилка стальная, с прочными острыми рожками… Но Фрося положила на стол три алюминиевых вилки.