Кризис капитализма в XXI веке будет разворачиваться главным образом в сфере мировой экономики, а не в сфере геополитики. Его последствия будут выглядеть скорее, как классовая борьба образованных средних и нижних слоев, нежели как война между коалициями государств. Более того, классовые столкновения затронут преимущественно страны капиталистического ядра, где сильны демократические политические институты и традиции общественных движений. В центре политических баталий будут вопросы общественного контроля над частными экономическими корпорациями, а не войны на уничтожение, и вести эту классовую борьбу будут гражданские движения, а не армии и партизанские отряды. Но при этом, с одной стороны, мы можем прогнозировать рост ксенофобских реакций, поскольку классовая борьба в глобализованном мире, наполненном мигрантами, неизбежно приобретет расовые, религиозные и этнические черты. Крайние националисты, скорее всего, будут пытаться направить мощь современных государств в сторону ужесточения социального и этнического контроля, к политике, которая будет напоминать старые тоталитарные практики, помноженные на новые информационные технологии. И в этом я вижу большую опасность. Но, с другой стороны, мы увидим политические коалиции, мобилизующиеся вокруг леволиберальной программы всеобщей справедливости, которая нарастала в современном мире с эпохи Просвещения. После 1945 года и правящие элиты капиталистической миросистемы, и общественные движения извлекли уроки из опыта классовых и национальных войн первой половины XX века. Было сделано очень многое, чтобы войны между государствами и гражданские войны стали менее вероятными, чем раньше. За мир очень стоит бороться. Ведь если нам удастся в будущем избежать войн, то равным образом в XXI веке можно будет избежать насильственных революций и диктатур — как правого, так и левого толка.
Если этот анализ верен, то прообраз большевистского 1917 года, к счастью, не слишком подходит для прогноза о том, как может выглядеть конец капитализма. Речь идет скорее о массовых гражданских мобилизациях вроде Пражской весны 1968 года и советской перестройки, как она выглядела на своем пике в 1989 году. В обоих случаях реакцией правящих элит было не открытое насилие, а паника. Однако протестные движения не менее позорным образом упустили свои шансы. Результаты были печальными. Именно поэтому открытая и ответственная дискуссия о будущем должна включать рассмотрение политических и экономических программ, равно как и возможных коалиций и компромиссов, для того чтобы минимизировать неопределенности переходного периода в ситуации больших кризисов. Вероятно, именно в этом и заключается наиболее полезный урок из истории коммунизма.