Судьбы всемирно известных литературных сказок в России сложны и неисповедимы. Редко удостаиваются они перевода в собственном смысле этого слова; чаще всего они существуют в русском культурном пространстве в виде более или менее талантливых пересказов, в результате которых оригинал подчас изменяется до неузнаваемости. Так произошло с «Пиноккио», «Волшебником Страны Оз», «Алисой в Стране Чудес», «Винни-Пухом». Иногда в дело вмешивалась цензура, заставлявшая изменить смысловой стержень сказки, – подобная судьба постигла советские переводы книги «Удивительное путешествие Нильса с дикими гусями» и многих сказок Андерсена. Примеров так много, что поневоле возникает вопрос – нет ли на границе между европейской и русской словесностью какой-то странной преграды, преломляющей лучи света подобно воде? А может быть, разгадка этого феномена коренится глубже – в разнице характеров, в разнице ментальностей? Ведь еще Левша в свое время не удержался, чтобы не подковать аглицкую блоху…
Не избежали общей судьбы и книги Дж. Р. Р. Толкина, которые вышли в России сразу в нескольких переводах. Непростую жизнь им можно было предсказать загодя; так и получилось. Таинственная преграда, преломляющая лучи света и слова, породила сокращения, добавления, вольные пересказы, намеренные изменения и многое другое. Конечно, читатель все равно сказал переводчикам спасибо, и правильно сделал, – возможность познакомиться с Толкином хотя бы приблизительно уже многого стоит. Однако Толкин – автор непростой, и его трилогия «Властелин Колец», о которой здесь идет речь, является слишком сложным и тонким организмом, чтобы привнесение в него изменений позволило бы ему функционировать, как если бы ничего не случилось. Это не детская сказка, не фантастика и не развлекательное чтение, хотя при случае может притвориться и тем, и другим, и третьим. Книга эта стоит особняком в литературе двадцатого столетия и требует к себе отношения уважительного. Ведь не приходит же никому в голову сокращать или переделывать Шекспира! И если шедевр мировой литературы принял обличье сказки, – обманываться не следует. Приступая к созданию цикла легенд, которые служат как бы фоном для эпической панорамы, развернутой во «Властелине Колец», Толкин планировал создать «мифологию для Англии», по образцу скандинавской; некоторые исследователи полагают, что вместо мифологии национальной Толкин создал «мифологию» для всего нашего столетия. «Властелин Колец» переведен на несколько десятков языков, и популярность его со временем только растет. Но возврата к языческому мифотворчеству для Толкина быть не могло, тем более что сам он всю жизнь оставался христианином в самом простом, церковно-традиционном смысле слова. В своем эссе «О волшебной сказке» он пишет, что человек, искупленный Христом от греха, способен создать новую, «искупленную» мифологию, «искупленную», христианскую сказку, свободную от темных сторон языческого мифа. Это и стало задачей его жизни – создание христианской сказки, свободной и самостоятельной, которая вобрала бы в себя материал языческих сказаний, но претворила бы его в нечто совершенно новое. Толкин считал, что человек, созданный по образу и подобию Творца, призван к свободному творчеству «малых» миров, хотя свободу эту человек может использовать и во зло: «создавая мифы, можно… натворить массу вреда, особенно если это входит в намерения автора», – писал он в письме к другу.