Правда, во всех комнатах постоянно галдят посетители, в основном гимназисты, которых больше всего интересует пыльное чучело медведя в прихожей. С другой стороны, у него всегда толклось много народу, и можно еще поспорить, кто шумнее — журналисты «Отечественных записок» или школьники!
Кстати сказать, Василию Андреевичу тоже памятен этот дом на углу Литейного и Бассейной — в 30-е там жила Сандрочка Войейкова, и он частенько навещал свою Сандрочку, свою Светлану. Одна беда: Жуковский с Некрасовым, хоть и живут совсем рядом, параллельны друг другу, и романтические баллады о шильонских узниках никак не могут пересечься с поэмами о том, кому на Руси жить плохо.
Рядом с Некрасовым, в 1921 году, на Басковой улице прописали Короленко, аккурат сразу после его кончины. Владимир Галактионович проживал в доме №9, там же находилась и редакция его журнала «Русское богатство». Бедный Короленко, оказавшись навеки привязанным к своей улице, не знал, куда себя приткнуть: там всегда было тихо и спокойно, никогда ничего не происходило — ни забастовок, ни арестов, ни скандалов, ни сбора подписей за или против чего-то — словом, тоска.
Поэтому обычно Короленко торчит либо на углу с Бассейной, бесконечными монологами заставляя Некрасова держаться от него подальше, либо на Преображенской площади (ее у Радищева недавно отобрали, вернув прежнее название), знаками агитируя Рылеева, Пестеля и Радищева создать хоть какое-нибудь тайное общество.
Кирочную улицу подарили Михаилу Евграфовичу в 1932-м. Теперь без него тяжеловато стало, Чернышевский оказался совсем в изоляции, в одиночестве. Все кружит вокруг своей станции метро, около ларьков тусуется, общества ищет — для него задушевные разговоры под пиво, говорит, как луч света в темном царстве. А около ларьков понятно, какая публика. Скоро последнее здоровье с ними потеряет.
Когда же, кричит по вечерам, придет настоящий день? Где устроить рандеву русскому человеку? Проснется ли, наконец, Вера Павловна?! Не начало ли перемены?
А Салтыков уж несколько лет обретается в Публичной библиотеке. Все выписывает на карточки, кто делает запросы на его сочинения. Неплохое, конечно, времяпрепровождение, но здесь, в писательской слободке, получше было. Все ж таки со своими. Но с такими перестановками не поспоришь, тут мы люди подневольные. Смена власти, дуновение политического ветра, и нас сносит по карте родного города с места на место, из центра на окраины, а кого и вовсе за пределы — во мрак забвения.
Маяковский, тот появился в этом районе последним. Он вернулся на Надеждинскую улицу в 1936-м и явился знакомиться с Жуковским, одетый в полосатую желто-черную кофту. Прибавьте к этому оглушительный бас, мощный лоб, слишком коротко остриженные волосы — и поймете, почему Василий Андреевич в первый момент опешил. Слава богу, он сдержал свой порыв отчитать наглеца — тот был слишком накоротке с новой властью, а порядки тогда были крутые, вмиг бы лишили старика центральной прописки, а заодно выкинули из школьной программы.