Наследник остановился у центральных ворот Парка. Помог выйти из машины. На минутку, но я позавидовала мисс Элис — он подает невесте руку каждый день. И не только. Игра в двадцатку зашла далеко, пара часов и все закончится, мы разбежимся, забудем о встрече. И где-то, в потаенных уголках, я думала не о наследнике, а о «предмете обожания». И был он не со мной. Я видела его с Альбертой. И ему не было скучно. Он расцвел в ее компании. Ослабил галстук и почти избавился от тяжелого учительского портфеля.
— У меня новая мечта. Хочу объездить мир, увидеть, как живут другие люди, — воскликнула я. — Хочу делать что-то полезное, рассказывать, что слушают в Южной Стране или Стране Короля. Что едят на обед. Где работают, отдыхают…
— Ты напомнила мне мою сестру, — наследник задумался. — Она вздумала прославиться, как отец. И гастролировать по миру.
— Мы дружим.
— Правда? — он удивился.
— Сестру твою зовут Альберта. Фотографии часто мелькают в скандальной хронике. Репортеры знают, где она учится (как бы), репетирует и в нужном для них свете издают свои статейки. Играть в группе, оказывается, плохо и смешно, место барабанщицы куплено, репетиции в подвале для вида — в следующем году она заскачет по сцене, благодаря связям Кеннета Пена.
— Альби еще та авантюристка, надо же, как ловко мать обманула!
Мы нашли свободную скамейку и решили передохнуть. Усатый мужчина в колпаке и переднике, пожелтевшем после частой стирки, с усилием катит тележку-холодильник. На тряпочном зонте красуется логотип фирмы-производителя и рекламный слоган: «Ура, мороженое! Только из натурального молока!». Маленькие колесики скрипят и без конца застревают в мелких камешках дорожек.
— Успейте купить по выгодной цене!
Продавца мигом окружили выбежавшие из кустов люди. Дети хныкали, уговаривали родителей не проходить мимо, купить.
— У тебя же вата.
— Нет, дядя уедет! — капризничала маленькая девочка в панаме. По пухлым щекам текли слезы, губы тряслись. Девочка бросила вату на землю:
— Хочу банановое мороженое! Хочу!
— Тебе купить? — предложил Эдвин.
Я очнулась. Продавец прятал коробку с деньгами в верхний ящик и собирался уходить. Но Эдвин остановил его.
— Стойте! Два пломбира, пожалуйста.
Он сунул тысячную купюру в нагрудный карман передника и вернулся на скамейку.
— Тебе обязательно быть таким обходительным? — спросила я.
— Привычка.
— Смотри!
Я показала пальцем на смуглого мальчишку с сажей на впавших щеках, с глазами хорька и замусоленными черными пятками. Выцветшая майка с оторванным рукавом лохмотьями болталась на худом теле. Мальчишка прислонился к фонарному столбу и, опустив голову, тянул грязноватую ладонь. На проходивших мимо людей не смотрел. Я ахнула, с трудом засунула в переполненную урну обертку и только сейчас заметила под ногами окурки, разбитое стекло, сплюснутые жестяные банки и тонкую струю, тянущуюся от выцветшей ножки скамейки к столбу.