Пиццерия принадлежала давнему другу Георгиса, служившему некогда в береговой охране на Сицилии.
— Он вылавливал мигрантов в море, а я обустраивал их на суше, — пояснил Георгис.
Потом Энцо (так звали друга) получил в наследство пиццерию, женился и осел в Риме. Он должен был подойти с минуты на минуту. Георгис, делая заказ, шутил с официантом. Их слов я не разбирала, видела только, что парень подыгрывает Георгису, улыбается, кивает, но при этом держится своего мнения.
— Уверяет, что у них тут готовят лучшую во всем Риме пасту алламатричиана56. Советует попробовать…
— Ой, я пас! Ее никогда невозможно съесть, не заляпав себя и всех вокруг! Георгис, ничего, если я вас оставлю ненадолго? Пока вы с другом будете пить за встречу, я — в магазин. Присоединюсь попозже.
— Возвращайтесь до полуночи, — улыбнулся он.
Я не люблю римские торговые центры. Они не отличаются от московских или, скажем, афинских — те же марки по тем же ценам. Но мелкие римские лавчонки, каждая из которых имеет свой график работы, антураж и товар, который не встретишь больше нигде, — это да! Уже только за них можно обожать этот город. И улочка с пиццерией Энцо была щедро ими усеяна.
Мне нужно было нечто изящное, не парадное. В одном магазинчике я зарылась в ворох платьев и блузок, когда услышала с улицы возгласы. Встреча друзей состоялась. Они перекрывали даже обычный римский шум. Обернулась к окну. За ним Георгис и краснолицый толстый коротышка радостно сжимали друг друга в объятиях, хлопали по плечам, а коротышка Георгиса еще и шутливо по щекам. Даже не зная итальянского, я могла понять, что сицилиец кричит примерно следующее:
— Лора! Лора! Иди сюда, смотри, кто приехал! Лора, Йоргос приехал! Неси вино!
Когда я в следующий раз взглянула в окно, Георгис и Энцо сидели друг против друга, стол был уставлен всякой всячиной, посреди красовался внушительный кувшин с домашним вином. За плечи Энцо обнимала высокая черноволосая женщина, хохотала и время от времени давала ему подзатыльники. Я даже засомневалась, есть ли мне место в этом безудержном веселье друзей. А потом увидела его. В смысле костюм. С прямой длинной юбкой и блузой по фигуре. К ним прилагался широкий пояс с круглой пряжкой. Одежка была из мягкого коричневого материала вроде тонкой замши. Когда вышла из примерочной, две продавщицы заголосили-затараторили, из их жестов поняла: я — тонкая, а талия — еще тоньше. Костюм придавал мне вид немного хулиганский и в меру чувственный. Вырез был глубок, его темные края изгибались вокруг белых пухлых бугорков. Ваня точно сказал бы: «Если б это была не ты, я бы сделал тебе хорошо и приятно».