— Помните, вы говорили, что сами были когда-то похожи на Ивана? Что вас остановило?
Георгис откинулся на спинку скамейки, наблюдая за чайками, разносящими по городу весть о закате.
— Осознание того, что это затягивающее, тупое состояние. Оно питается исключительно тобой и не приближает к дорогим людям, за которых хочется отомстить… Вероятно, мне просто повезло больше, чем Ивану: я сумел до этого понимания дожить. Ну а во время службы в Косове решил, что в принципе завязываю с участием в политических играх. Тем более с автоматом в руках. Я готов защищать свою страну, но не готов наводить его на тех, кого завтра объявят друзьями. — Он усмехнулся. — Зато, когда помогал тем же мигрантам, впервые увидел мелькнувшее лицо матери.
— Вы поэтому хотели стать священником?
— Да… И благодарен митрополиту за совет не спешить.
— Что он вам сказал, если не секрет?
— Что в этом желании гораздо больше от раскаяния, чем от истинного призвания.
Мы смотрели на людей, идущих мимо, — гуляющих с собаками, спешащих с работы. И подобно тому, как от Рима отступал пылающий, душный день, уходило чувство брошенности, поселившееся во мне после смерти Ивана. Я видела перед собой его улыбку, золотой ялтинский свет. Девятый день без Вани заканчивался. Я медленно возвращалась к себе.