— Аве Мариа, гратиа плена!
— Радуйся Мария, благодати полная, — тихо проговорил Георгис в уголок моего рта.
Я обняла его руки своими. Повернула голову и вплотную приблизила к его губам свои.
— Эт вэрбум каро фактум эст… — чеканили в вышине.
Близкий выдох Георгиса толкнул мне губы, раздвигая их, и я глубоко вдохнула фразу, согретую его нутром:
— И слово стало плотью… и обитало с нами.
Вскоре мы начали задыхаться. Наши рты ласкались, почти целуясь: его — произнося молитву, мой — принимая ее в себя. Георгиса теперь хватало только на первые буквы, конец предложений, теряя плоть, растворялся в его судорожном дыхании. Я глотала теплые обрывки слов, но воздух дальше горла не проникал. Кольцо рук сжимало меня все сильнее. Это было почти убийство. Площадь заволокло пеленой.
Глухо и торжественно Франциск II возвестил сверху:
— Амэн!
— Аминь! — беззвучно повторили мы и едва не потеряли сознание.
Слава сотворившему «Ангелус Домини»! Спасибо, что не сделал текст длиннее. Сами бы мы не остановились. Папа осенил нас крестным знамением, и площадь взорвалась аплодисментами. Меня пошатывало, перед глазами бегали черные точки. Тяжело дыша, мы выравнивали сердечный ритм, глядя стеклянными глазами на белоснежную фигуру в вышине.
— Buon pranzo e arrivederci!59 — пожелал присутствующим папа.
Толпа стала медленно растекаться по окрестным тратториям и пиццериям.
По пути в отель, на мосту Святого Ангела, мы взялись за руки. И шли так, как ходят миллионы пар в мире. Но, кроме нас, в нем было только яркое небо Рима.
Такси подъехало почти сразу, едва мы подошли к отелю.
Спустя пять часов Георгис и я сидели в кафе аэропорта Афин.
Жужжала кофемашина в баре, за столиком по соседству спорили два араба, то и дело воздевая руки, словно призывая Аллаха в свидетели своего терпения и бестолковости оппонента. За огромными окнами стояли густые сумерки. По громкоговорителю объявляли рейсы, разлетающиеся по всему миру.
— У крестного есть домик рядом с бухтой Мениес… Поедем туда? — тихо спросил Георгис, глядя на меня.
— Внимание! Начинается посадка на рейс Афины — Осло.
Я беззвучно сказала одними губами:
— Поедем.
— Внимание! Продолжается посадка на рейс Афины — Абу-Даби.
— Это ведь над бухтой Мениес бывшее святилище Диктинны? На горе, кажется, — спросила я и осеклась, вспомнив женскую фигуру за столом посреди комнаты, залитой лунным светом.
— Да, поэтому чаще бухту называют Диктинна, а не Мениес… В тех местах крестный держал пасеку. Потом стало тяжело ездить. А недавно попросил меня закинуть туда кое-какие вещи. Так что я точно знаю: в баках есть вода, а в баллонах — газ. Ты была на Диктинне?