Арабы, подхватив свои вещи и не переставая спорить, побежали к выходу на посадку. Их место тут же заняла галдящая стайка американских подростков.
Я наклонилась через стол ближе к Георгису:
— Видела только на фото… Красиво. Ночью там, наверное, никого.
Он взял мою руку в свою:
— Проверим?
— Проверим.
Ладони от его бороды стало щекотно. Он по очереди целовал мои пальцы, и я как-то вся ужалась, умещаясь целиком в его губах и глазах. Вокруг была светлая пустота. Она ширилась, ширилась и взорвалась. Прошлое разметало по свету вместе с самолетами, стартующими со взлетной. Четвертый, сияющий ночной гость за круглым столом — тот, кого апостол называл главным проявлением Бога, — смотрел на меня из центра этой новорожденной вселенной.
И я скорее умру, чем когда-либо покину ее пределы.
— Внимание! Начинается посадка на рейс Афины — Ханья…
Лететь было всего ничего. Сбоку от Георгиса, третьим в нашем ряду, сидел грузный грек с Пелопоннеса, проговоривший до самой посадки, не смущаясь скупыми ответами собеседника. В аэропорту мы отпустили его вперед подальше от себя. Нашли на стоянке «вранглер» и покатили на запад. По пути завернули в мини-маркет, бестолково покидав в корзину продукты, с трудом сосредотачиваясь на этикетках. Единственное, что Георгис искал целенаправленно, — это пляжный коврик.
Ехали с опущенными стеклами — на Крит в конце октября пришла жара. Когда свернули с Национального шоссе на полуостров Родопос, уходящий на север, машины попадаться перестали, и мы помчались еще быстрее. За крупным поселком освещение закончилось, колеса пикапа встали на грунтовку. В дальнем свете фар мелькали чахлые кусты да рыжеватая земля. Жилья тут не было — лишь камни.
Луна взошла над крайней точкой полуострова — мысом Спата, очертаниями похожего на женскую грудь. Свернув, мы заскользили по серпантину, и море неожиданно появилось из-за скалы, раскинув морщинистую гладь с темной полосой у горизонта. На подъезде к бухте мы миновали небольшую постройку. Георгис притормозил — убедиться, что в ней никого. Наконец под шинами захрустела прибрежная галька, и «вранглер» остановился.
Два пологих рыжеватых мыса стерегли залив. На правом холме, я знала, лежали развалины античного храма Диктинны, невидимые от воды.
Луна висела ровно посреди бухты, пуская до берега широкую полосу. Коротко глянув на Георгиса, я открыла дверцу и пошла к берегу, чувствуя на себе его взгляд. На ходу расстегнула пояс, стянула блузку и за ней — бюстгальтер, кидая их на землю. Сзади хлопнула дверь и заскрипела галька под ногами. Не останавливаясь, я расстегнула юбку. Шаги ускорились, и почти у самой воды Георгис резко развернул меня к себе. Он уже успел снять рубашку. Уперевшись лбами друг в друга, мы переплели пальцы рук, тяжело дыша. Точно теперь, когда вокруг никого не было, собирали силы перед последним рывком.