— Я думаю, это было мудрое решение.
— Да, он был мне хорошим отцом, — улыбнулся Георгис.
— Знаете, сегодня мне не хотелось уплывать от него.
— Скажу ему, он обрадуется. Уверен, что производит на женщин особое впечатление и любит учить обращению с ними. Хотя после смерти жены тридцать с лишним лет назад так и не женился.
После полуночи мы вымыли посуду и разошлись по комнатам.
Во сне я видела маму в коротком грязном халате, всклокоченную и в слезах. Она протягивала мне маленького мальчика, голова и руки его безжизненно висели.
Мне стало не хватать воздуха. Я проснулась. В углу комнаты мрак был плотный. Сверкнули два глаза, зашевелились на корявом теле корни-змеи, черные — темнее, чем сама ночь. От ужаса сердце глухо стукнуло и остановилось. Я не могла дышать. Подавившись криком, на который хватило оставшегося в легких кислорода, я дернула за шнур прикроватной лампы.
Никого. Открытое окно и тьма за ним.
Дверь распахнулась. Появился Георгис в одних джинсах.
— Что случилось?! — Он охватил взглядом комнату. — Вера!
Я по-прежнему не могла вдохнуть.
Видеть за бегающими перед глазами алыми лепешками тоже перестала и чувствовала только, как сильные руки встряхивают меня за плечи.
— Да господи, Вера, что?!
В ушах шумело. Наконец кто-то невидимый перестал душить меня. Я закашлялась от воздуха, ободравшего горло при судорожном вдохе. Из глаз потекло, из носа тоже. Пришлось закрыть лицо ладонями.
Георгис резко отпустил меня. Подышав теплом, исходящим от кожи, кашель удалось усмирить. Одну руку мне отодвинули, губам стало холодно.
— Пей!
Выстукивая зубами по краю бокала, я сделала глоток. От коньяка спазм в горле совсем прошел. Неэстетично вытерев мокрые нос и глаза, я сказала:
— Это было оно.
— Кто?
— Существо в углу. Я его видела среди четверых за столом. Это оно.
Лицо у Георгиса, сидевшего на крае кровати, посуровело. Наверное, не мог решить — полночный бред это или уже шизофрения. Он встал, дошел до страшного угла, выглянул в окно. И повернулся ко мне, засунув руки в карманы.
Вместе с выравнивающимся дыханием стал возвращаться разум. Об руку с ним в меня входила смертельная тоска, предвестница которой явилась ко мне сегодня утром у Франгокастелло.
Хотелось выть и забиться в угол под диваном.
Глотнув коньяка из бокала, я пояснила:
— Мне приснился сон.
— А существо? Тоже?
Не желая сейчас объяснять, я кивнула.
— Что вам приснилось?
— Мертвый ребенок.
Георгис подошел, взгляд у него смягчился:
— Это просто реакция на последние события. И сирокко…
Я покачала головой:
— Как только приедем в Аликианос, позвоню брату. Надеюсь, с моим маленьким племянником все хорошо.