— Я веду себя так, как мне нравится, ваше высокопреосвященство.
— В этом «высокопреосвященстве» я улавливаю иронию. — Он задел меня за живое. — Из чего делаю вывод, сеньор Корсо, что вы остались во власти предрассудков… Это Дюма превратил Ришелье в злодея, хотя злодеем тот никогда не был… Дюма руководствовался литературными соображениями… Ведь я объяснял вам это во время нашей последней встречи в мадридском кафе.
— Грязный трюк, — возразил Корсо, не уточнив, кого имел в виду: Дюма или меня.
Я решительно поднял вверх указательный палец, вознамерившись закончить свою мысль.
— Это вполне законный прием, подсказанный чутьем и талантом самого великого сочинителя историй из всех, какие только существовали в нашем мире. И все же… — Тут я горько и с искренней печалью улыбнулся. — Сент-Бёв уважал его, но не признавал как писателя. Виктор Гюго, его друг, отдавал должное умению Дюма выстраивать драматическое действие — и не более того. Плодовитый и расточительный, говорили о нем. Не владеет стилем. Его упрекали за то, что он не копался в печалях и невзгодах, одолевающих человеческое существо, упрекали в недостатке тонкости и проницательности… Недостаток тонкости! — Я провел ладонью по корешкам серии о мушкетерах, которая стояла на полке. — Я согласен с добрым папашей Стивенсоном: не найти другого гимна дружбе — столь же длинного, полного приключений и прекрасного, как этот. Вспомните «Двадцать лет спустя»: сперва герои едва ли не сторонятся друг друга; это зрелые, эгоистичные люди, погрязшие в мелочах, навязанных им жизнью, они даже принадлежат к враждующим лагерям… Арамис и д’Артаньян врут и притворяются, Портос боится, что у него попросят денег… Условившись встретиться на Королевской площади, они берут с собой оружие и готовы пустить его в ход. А в Англии, когда из-за неосторожности Атоса все попадают в опасную переделку, д’Артаньян отказывается пожать ему руку… В «Виконте де Бражелоне», в истории с железной маской Арамис и Портос выступают против старых друзей… Но это случается потому, что они — живые, полные противоречий люди. Хотя всегда, в некий высший момент, снова побеждает дружба. Великая вещь — дружба! А у вас, Корсо, есть друзья?
— Хороший вопрос…
— Для меня дружбу всегда воплощал в себе Портос в пещере Локмария: гигант погиб под скалой, чтобы спасти товарищей… Помните его последние слова?
— «Чересчур тяжело»?
— Точно!
Признаюсь, я даже слегка растрогался. Совсем как тот молодой человек, которого в клубах табачного дыма описывал капитан Марлоу[147], Корсо был одним из наших. Но, к сожалению, он оказался упрямым, злопамятным типом и ни за что не желал дать волю эмоциям.