Корсо скривился, глянув на освещенные окна.
— Может, и так, но если говорить о собравшихся здесь людях… Хотел бы я знать, как вам удалось их… завербовать.
— Тут нет никакого секрета, — ответил я. — Вот уже десять лет, какя возглавляю это избранное общество, Клуб Дюма, который именно в Менге проводит свое ежегодное собрание. Сами видите: члены общества прибывают к месту встречи изо всех уголков планеты, причем неукоснительно… И все они без исключения — первоклассные читатели…
— Читатели чего? Романов-фельетонов? Не смешите меня!
— А я и не собираюсь вас смешить, Корсо. Почему вы морщитесь? Вы сами прекрасно знаете, что роман или фильм, сделанные на потребу публике, могут стать превосходным произведением. Вспомните «Пиквика» или, скажем, «Касабланку» и «Голдфингера»[148]… Они построены на архетипах — публика идет на них, чтобы насладиться, кто сознательно, а кто и нет, все теми же сюжетами, их слегка измененными вариантами; ей важно не столько dispositio, сколько elocutio[149]… Поэтому роман-фельетон и даже самый тривиальный телесериал могут стать объектом культа не только для наивной публики, но и для искушенной… Кто-то переживает, следя за тем, как Шерлок Холмс рискует своей жизнью, а вот другим нужны трубка, лупа и знаменитое «Элементарно, Ватсон», хотя слов этих, заметьте, Конан Дойл никогда не писал. Все эти уловки — схемы, вариации и повторы — настолько стары, что даже Аристотель упоминает их в своей «Поэтике». Ну скажите, разве телесериал по сути своей — не современная разновидность античной трагедии, великой романтической драмы или александрийского романа?.. Потому-то интеллигентный читатель и получает большое удовольствие от всего этого — исключительное удовольствие. Ведь есть исключения, основанные на правилах.
Мне показалось, что Корсо слушает меня с интересом; но тут я увидел, что он мотнул головой — совсем как гладиатор, который отказывается перейти на опасную территорию, куда его оттесняет противник.
— Оставим лекции по литературе и вернемся к Клубу Дюма, — раздраженно потребовал он. — Вернемся к рукописи Дюма… Куда подевалось остальное?
— Остальные главы? Да вот они, перед вами, — ответил я, обведя зал взглядом. — Шестьдесят семь глав рукописи — это шестьдесят семь членов общества, и больше их быть не может. Каждому вручено по главе — как своего рода акции. Любые изменения в составе членов общества требуют одобрения совета директоров, который возглавляю я… Имя каждого кандидата придирчиво обсуждается, и только потом мы принимаем решение.
— А как происходит передача акций?