Потом Прянишников подумал, что для любви все-таки нужно увидеть встречное движение, хоть самое слабое. Абстрактно полюбить того же Толю или сходящих с ума малороссов у него получается плохо.
Это рассуждать о любви хорошо. Сделать как? — вот в чем вопрос. И еще многое, что проповедует Внутренний предиктор, объяв чуть не все науки, — как сделать?
Да и не во всем они правы, эти анонимные умники. Вот в естественных разделах, например, доверились квазинауке, уверовав в торсионные поля и магию воды. И этот их отталкивающий тяжеловесный слог текстов и лекционный стиль изложения любого материала с привлечением одних и тех же готовых и тасующихся в зависимости от темы кусков навязываемого «мировоззренческого стандарта», неизбежно приобретающего черты штампа…
В круге единой терминологии и определений — не концепции уже, а теории жизни, Пряничников уставал не меньше, чем от неподъемных мыслей о смысле земного бытия. Поэтому в «Мертвой воде»8 он искал и ценил больше воду живую: анализ русского слова, поиск скрытых смыслов, приобщение к Пушкину, рассказы о поворотных событиях жизни — все те отступления от главной темы, в которых сквозь маску пережитого прорывалось сохраненное в первозданной чистоте детское любопытство и юношеское стремление узнать, которые только и дают человеку возможность состояться.
Но несмотря на все свои сомнения и поднимающееся раздражение от умничающих стариков, перед тем, как впасть от этого в непременную тоску, Прянишников все-таки успевал порадоваться тому, что они есть — светлые головы в погруженном во мглу обществе. Они есть, и они светят. А значит, непременно появятся и другие огоньки, и возникнет незримая связь между ними, и воссияет, наконец, свет, который даже незрячим поможет увидеть прямой путь промысла.
Голова Прянишникова совсем склонилась набок, готовясь задремать, но тут поезд медленно, из последних сил, подтянулся к станции, и, передернувшись напоследок всеми своими вагонами и противно проскрежетав колесами, замер у перрона.
Это была большая остановка, где менялась локомотивная бригада, состав заправляли водой, и вдоль него проходили рабочие, проверяющие техническую исправность тележек. На всех таких станциях Прянишников выходил и бродил вдоль вагонов, разминая ноги.
«Сыночки, купите яблочки!» — метрах в пятидесяти от перрона, за железным забором, отделяющим территорию станции от привокзальной площади, почти прильнув к заборным трубам, высоко поднимала красное маломерное ведерко пожилая женщина в видавшем виды шерстяном платье и темном цветастом платке.