Набоков в Америке. По дороге к «Лолите» (Роупер) - страница 239

3 Schiff, с. 94.

4 Boyd I, с. 121.

5 Boyd I, с. 489.

6 Saunders, с. 12. В личном деле ФБР, которое насчитывает 120 страниц, некий гражданин, отвечая на вопрос о политических взглядах Николая, ошибочно описывает его как “антисоциалиста”: “До революции 1917 года его отец занимал высокий пост в русском правительстве и был убит большевиками”. Но это был отец Владимира, а не Николая (к тому же В. Д. Набокова убили не большевики, а некий “правый” фанатик). Отец же Николая в 1948 году, когда ФБР проводила это расследование, был еще жив. Информант, преподаватель истории из Корнелльского университета, принял Николая за сына В. Д. Набокова, поскольку сам Николай, вольно или невольно, поддерживал это заблуждение. С ранних лет умевший выделить главную знаменитость в каждой комнате, Николай мальчишкой сиживал у ног В. Д. Набокова и благодаря ему знакомился с историей и культурой. В. Д., выдающийся ученый-правовед, один из руководителей думской партии кадетов, которая во время переломных событий 1917 года выступила с резкой критикой большевиков; В. Д., главный редактор “Речи”, газеты кадетов, противник российского самодержавия во всех его формах, сын высокопоставленного чиновника (Дмитрий Николаевич Набоков был министром юстиции при двух императорах), – этот же самый В. Д. Набоков, как мы узнаем из “Память, говори”, был не только политическим деятелем, но и эстетом, любил современную литературу, прекрасно разбирался в пластических искусствах и, в отличие от Владимира, в музыке.

Николай в “Багаже”, своих увлекательных, хотя и не всегда достоверных мемуарах, пишет, что по утрам в воскресенье в Берлине они садились на метро и ехали на генеральные репетиции Берлинского филармонического оркестра. Было это вскоре после изгнания из России; Владимир Дмитриевич пережил “все ужасы… и мерзости большевистской вакханалии”, крах политической карьеры и утрату состояния. Дядя и племянник “по-настоящему любили музыку, что для Набоковых редкость”: оказавшись в зале, где репетировал оркестр (в соседнем, меньшем зале вечером 28 марта 1922 года состоится политическое собрание, на котором убьют В. Д.), они стояли плечом к плечу в глубине зала; В. Д. всегда брал с собой карманную партитуру, и они вместе следили за музыкой.

Николай вспоминал, что квартира Набоковых в Берлине была средоточием культурной жизни в эмиграции. У Владимира Дмитриевича Николай познакомился с Константином Станиславским, одним из основателей Московского художественного театра, создателем знаменитой системы актерского мастерства, и Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой, вдовой писателя, актрисой, чья игра при советской власти пользовалась не меньшим успехом, нежели при “старом режиме”. Следует признать, что именно в салоне своих дяди и тети Николай открыл для себя образ жизни в физической и духовной близости к таланту и влиянию и именно здесь довел до совершенства тот свой образ, благодаря которому был принят в плеяде культурных кругов ХХ века. Посещение концертов и изучение партитур стали для Николая первой по-настоящему полезной и запоминающейся частью его музыкального образования.