Шоумен между тем, сохраняя беззаботный и веселый вид, с истинной силой коктейля слабоумия и отваги вновь открыл рот. Зря он это сделал – я поймал его взгляд еще до того, как он произнес первое слово – и вместо очередной тирады послышался сдавленный хрип. Чуть прищурившись, я смотрел в широко открытые глаза, словно проникая холодной яростью в чужой разум, пробивая легкие преграды одну за другой и мысленно представляя, как выжигаю сознание наглого выскочки.
Понятия не имею, что он сказал Ребекке, но удивительно остро почувствовал, что это было практически не завуалированное оскорбление, пусть и облеченное в видимость шутки.
Остановила меня Ребекка легким мягким шепотом, в тоже время с удивительной силой вонзив ноготки в руку.
– Как скажешь, дорогая, – улыбнулся я графине, отводя взгляд от засланного к нам шоумена. – Если говоришь, что надо, ради тебя буду смеяться – пусть даже и не очень понял смысл шутки.
Спонтанно выполненная ментальная атака вытянула из меня достаточно силы – ноги едва не подгибались от слабости, руки подрагивали от напряжения. Ребекка, почувствовав мое состояние, прильнула ближе, стараясь незаметно поддержать. На незадачливого собеседника я целенаправленно не смотрел, но заметил, как он на деревянных ногах отходит прочь, пошатываясь в состоянии полнейшей прострации. Присутствующие, как и полагается в приличном обществе, сделали вид, что не заметили конфуза – на небесно-голубых обтягивающих джинсах уходящего расплывалось темное мокрое пятно.
В этот момент к нам подошел достаточно интересный старикан. Краснолицый и растрепанный, с широким квадратным подбородком и в массивных прямоугольных очках. Среди собравшейся молодежи и так было очень мало тех, кому даже за тридцать, а он своей сединой выделялся достаточно заметно. Мне показалось, что забавный дядька уже неплохо нагрузился – передвигался он с некоторой натугой, но излучал веселость и оптимизм. Практически сразу неизвестный полез к Ребекке целоваться – я вознамерился было напрячься, но был остановлен коротким взглядом графини, тут же продемонстрировавшей открытое дружелюбие старикану. И даже не представив, оставила меня на его попечении и упорхнула, демонстративно крепко поцеловав на прощанье.
Не удивился этому жесту только забавный собеседник – вокруг же я чувствовал внимание к происходящему. Подхватив с подноса официанта сразу два бокала, неожиданно появившийся старикан опустошил один, а второй оставив в руке, поманил меня за собой.
Называл он меня «Джесси», говорил о том, как замечательно характеризовала меня Ребекка, и сетовал на то, что я не знаю французского языка – упоминая правда, что это на его взгляд пока единственный мой крупный недостаток.