— Ты знаешь… — вдруг замолкал Кириленко. Наступала длинная пауза. Леонид Ильич в этот момент расцветал и заговорщицки подмигивал сидящему напротив посетителю.
— Леонид, извини, вылетело из головы…
— Ну ничего. Вспомнишь — позвони!
Вслед за этим Брежнев, улыбаясь во весь рот, с нескрываемым удовольствием произносил:
— Ну вот, хотел что-то сказать и забыл.
Однажды Кириленко зашел в кабинет к Генсеку, попрощаться перед отъездом на отдых.
— Куда едешь? — поинтересовался Брежнев.
— Да-а… — задумчиво ответил тот, находясь в полной прострации. — Да-а… куда-то… на море.
— Да куда повезут, туда и поедет! — вырвалось у Владимира Медведева, стоявшего за спиной Генерального.
Брежнев весело рассмеялся, а Кириленко никак не отреагировал, так ничего и не поняв.
Леонид Ильич в ту пору сам уже превратился в старца чрезвычайной ветхости, поэтому, наблюдая деградацию соратников, испытывал чувство глубочайшего удовлетворения, это вселяло в него оптимизм: вон они уже какие, ни на что не годные маразматики, а я, смотри, еще ничего, соображаю! Рядом с такими, как Кириленко, неизлечимыми инвалидами властного труда, Брежнев чувствовал себя крепким и здоровым, а самое главное, умственно сохранным. От сознания собственной полноценности, а отсюда и значимости он «бронзовел» на глазах.
Несколько раз Брежнев пытался отправить Кириленко на пенсию. Однажды он завел разговор на эту тему по телефону, но Андрей Павлович поспешно заявил, что еще полон сил и энергии и готов по-прежнему приносить пользу Родине.
После очередного приглашения покинуть клуб кремлевских небожителей Кириленко написал Брежневу пространное письмо с просьбой оставить его на работе. Прочитав письмо, Брежнев с усмешкой произнес:
— Дурак-дурак, а мыло не ест… Не хочет из Кремля на грешную землю спускаться!
…Больше всего хлопот и беспокойств личной охране доставляли участившиеся вылазки Кириленко в туалеты Кремля. Не осталось без внимания «прикрепленных» и то, что каждый раз перед тем как отправиться в отхожее место, Андрей Павлович доставал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо тетрадный лист, подносил к глазам так близко, что, казалось, обнюхивает его, читал, беззвучно шевеля губами, а вслед за этим молча отправлялся на поиски туалетной комнаты.
Однажды, когда Кириленко в очередной раз заперся в туалете и заснул на унитазе, так и не сняв портки — забыл! — телохранители, привычно сорвав с петель дверь, обнаружили в его правой руке ту самую таинственную записку: «Рюша (так жена ласково называла престарелого иерарха), не забудь — надо покакать!» Стало ясно, что навязчивая идея оседлать «толчок» возникала у Андрея Павловича не спонтанно, по причине расстройства желудка, а как следствие принятых на домашнем консилиуме решений.