— Сейчас тебя арестуют, фашистку!
Богдана долго не могла успокоиться. «Как можно так не любить свою родину?» — всю дорогу повторяла она. На глазах блестели слезы.
Перед сном они смотрели телевизор. Специально российские каналы, где повторяли одно и то же: преступная хунта захватила власть в Киеве, бендеровцы свирепствуют в стране, нацистской свастикой разрисованы все стены в столице. Корреспонденты брали интервью у женщин, которые рассказывали, что своими глазами видели, как зверски зарезали москаля. Телеведущий угрожал превратить Америку в радиоактивный пепел.
Саша встал и молча выключил телевизор. Его физически тошнило.
— Пожалуйста! Давай посмотрим еще! — попросила Богдана.
— Побереги свои нервы. От этого можно сойти с ума.
Они выпили теплого чаю.
— Если бы Вася знал, как, в конце концов, все интерпретируют, — Богдана заплакала.
— Украина проиграла информационную войну. К сожалению, это факт.
Ночью Богдана вздрагивала во сне. Каждые пятнадцать-двадцать секунд по ее телу пробегала судорога. Саша не мог заснуть. Он лежал и отсчитывал секунды между ее вздрагиваниями.
* * *
— Боря, привет! А вы еще устраиваете встречи по средам? — Богдана не виделась с Борей и Светой с января.
— Нет, но вы можете прийти, — голос его в трубке прозвучал глухо.
— Хорошо, тогда мы забежим вечерком к вам!
— Ну не к вам, а ко мне, — ответил он в тот момент, когда Богдана уже нажимала отбой.
«Что он имел в виду? — подумала она, — Светка куда-то уехала?» Но перезванивать не стала.
Вечером Боря открыл не сразу. Пришлось набирать его на мобильный телефон. Послышался шорох, грохот, долгое копошение, и дверь открылась. Боря стоял в проеме взлохмаченный, щурился, как будто только что проснулся. На глазу все еще лежала повязка.
— Привет, брат! Чего не открывал так долго? Спал что ли?
— Пытался немного прибраться, у меня тут бардак, — на Сашу и Богдану пахнуло алкоголем.
В квартире действительно было грязно. В глаза бросался толстый слой пыли, она была на полу, на полках, компьютере, телевизоре; под ногами хрустел песок, занесенный ботинками с улицы; как попало валялась одежда. Даже картины на стене, казалось, висели криво. На кухне из мойки торчала немытая посуда, будто страшный монстр пытался выползти из канализации. Все это выглядело угнетающе.
— А где Света? — спросила Богдана.
Боря открыл форточку и закурил.
— Ушла, — он попытался принять шутливый тон. — Бросила меня, обозвала дебилом и идиотом. И больше здесь не-жи-вет.
В долгой неловкой паузе Боре опять стало тяжело дышать и засвербело в районе переносицы. Он собрал все силы, чтобы сдержаться.