Жена отнеслась к идее мужа с приемлемой долей равнодушия. Второго так второго, какая, в принципе, разница, всё равно жизнь пошла под откос ещё четыре года назад. На время супруги отменили головные боли, недосыпы, хроническую усталость и довольно быстро достигли желаемого результата.
Девять последующих месяцев внутри Сереги порхало чувство новизны и грядущего счастья. Он почти не ходил к проституткам и старался решать за жену надоедливые бытовые вопросы.
Каково же было удивление Сереги, когда жена родила… тройню. Трёх крепких розовощеких пацанов.
Смеялся не то что весь двор — весь район.
— Заделал, блядь, второго, — говорит мне Серёга, сидя рядом на той же самой лавочке, где принимал решение, — Дай, что ли, папиросу, братан. Работаю в две смены уже двадцать четвёртый день, глаза спичками подпираю…
Прошло три года. Старший пошёл в первый класс, тройня растет очень бойкими, активными и прожорливыми пацанами. Серёга осунулся, выцвел и заметно попритих. По выходным он любит посидеть со мной на лавочке и покурить, пока дети шатают трубу на детской площадке.
Я говорю Серёге, что он практически Лев Толстой. Только по Льву ползали многочисленные внуки, дёргая его за седую бороду, а по Серёге ползают сыновья. Внуки, глядишь, вообще затопчут.
— Если доживу, — хмуро реагирует на мои рассуждения сосед и широко зевает.
А мужики на работе прозвали Серёгу «Пих-пих». Лучше, пожалуй, и не придумаешь.
Добыл Лёха как-то себе арбуз. Ну, как добыл — купил рядом с метро, у старого кривого узбека.
Шагает себе довольный. Придёт сейчас в жилище, порадует любимую самку. Арбуз большой, звонкий — килограммов десять-двенадцать, не меньше. Возьмёт Лёха нож, хряпнет по корке добытого им арбуза. Хлынет сладкий, красноватый сок. Самка любимая похлопает, обнимет и поцелует, потому что любит. И его, и арбуз.
Вдруг на дороге встречаются ему два других самца. Оба в бескозырках и пьяные, потому что сегодня день морского флота и уже семь часов вечера. Пьяные самцы очень громко о чём-то говорят, но на Лёхину добычу не зарятся, поэтому он спокойно идёт мимо. Но как только Лёха равняется с ними, сидящий на лавке самец поворачивает голову и со всей дури плюёт на асфальт. А так как Лёха тихий, потому что постоянно сидит в фотошопе, то моряк в бескозырке его не особо-то и замечает. И плевок попадает Лёхе прямо на брюки.
С одной стороны, пьяного моряка можно понять — они там о чём-то громко говорят и Лёху не особо-то и заметили. Но, с другой стороны, стерпеть такое оскорбление нельзя. Мы живём в жестоком мире, тут прав тот, кто сильней. Так что Лёха останавливается около этих пьяных самцов в бескозырках и спрашивает: