— Да не посадят…
— Это, вон, депутатов не посадят, а ты сядешь. Ты ж дурачок.
Евгений Степанович бросил вилку в тарелку:
— Чего это я дурачок?!
— Да всю жизнь честный, живёшь в говне. И я с тобой барахтаюсь.
— ЭТО ЧЕГО ЭТО Я В ГОВНЕ ЖИВУ?! — вскипел Евгений Степанович, вскочил и брякнул кулаком по столешнице.
Жена медленно повернулась, взяла с плеча полотенце и заорала. Сквозь мелькающее полотенце и разлетающееся по стенкам пюре Евгений Валентинович вопил в бездну быта:
— Я УВАЖАЕМЫЙ ЧЕЛОВЕК! Я НЕ ДАМ СЕБЯ ОСКОРБЛЯТЬ!
Через три минуты, когда оба супруга выдохлись и успокоились, Евгений Валентинович просиял и бросился обнимать жену:
— Точно, Ленка! Ты гений! Оскорбляться. Я буду оскорбляться! Вот моё хобби!
С тех пор Евгений Валентинович ходит в клубы вейпинга, магазины, на крафтовые фестивали, митинги и народные сходы. Стоит там и оскорбляется: кричит, машет кухонным полотенцем, бегает от активистов и даже иногда получает по морде.
Ему всё нравится. Весело, а самое главное — бесплатно.
Понравилась проджект-менеджеру Серёге одна тёлка. Сошла с конвейера где-то в Подмосковье. Пурпурные губы, маслянистый загар, фото на цыпочках полубоком… По паспорту Михуткина, в инстаграме Marmelade.
Захотел Серега эту тёлку полюбить. Купил белого мишку и сто одну розу. Обрадовалась, бросилась на шею, поцеловала мягкими тёплыми губами в шершавую щёку и убежала домой. Так торопилась, что забыла мишку на заднем сиденье.
— Мама! — Закричала с порога, — Мне подарили цветы!
Мама всплеснула руками.
— Батюшки! Вовка! Тащи фотопаррат!
Вовка, отец её, читал в зале газету. Где лежит фотоаппарат, он не знал и настолько ему было похер на происходящее, что он даже не потрудился задуматься.
— Алкаш проклятый, совсем оглох? В серванте лежит!
Взял Вовка фотоаппарат, попёрся в комнату. Там уже диван сдвинут, букет расстелен на полу, а перед ним на упругой попе сидит дочурка в соблазнительном бра. Отобрали сразу же оптику.
— Разобьёшь ещё, рукожопый. Иди в гараж, там тебе самое место. Так, а ты давай-ка повернись. Улыбнись, чё губы как утка надула.
И так фотографируют, и сяк. Вспышки мелькают, как зиги в сорок первом. Мама довольна, дочка довольна. И вдруг бац!
Мигает свет, зажигается старая люстра — нет дочки. Только розы разбросало в стороны, да слегка дымится ковролин.
— Вовкааа! — Закудахтала мамаша, мечется по квартире.
Тут же звонок в дверь.
Она, что ли?
Разыграла нас, что ли?
Несётся мамка к двери, открывает — бац! Получает по голове топором. Алая кровь орошает прихожую. Брызжет рубин красивее букета роз. Пролезает в дверь огромный белый медведь, подходит к онемевшему бате и вручает ему в руки кровавый топор.