— Иероним, ты сам слышишь, что говоришь мне? Граф обратил меня насильно, и я все так же ненавижу его. Иероним пожалуйста, прекрати так говорить, ты делаешь мне больно.
— Я делаю тебе больно? — он наконец отпустил мои руки, но успокаиваться и не думал. — Что ж, граф тоже делал тебе больно и ты любишь его. Может теперь ты ляжешь и под меня?
— Иероним…
— Я уже слишком много лет Иероним, — он усмехнулся, обнажив свои клыки. — Граф подарил мне замок, на случай если я захочу жить своей собственной нежизнью. Я не говорил тебе, чтобы ты не подумала, будто это означает то, что я принес ему клятву верности. Ведь инвеститура6 обычно проходит после оммажа7. Но больше твое мнение не имеет для меня значения. Я собирался отказаться от замка, но граф настоял, а сейчас, думаю, так даже лучше. Теперь мое полное имя Иероним Фарго фон Эшвард. Поэтому зови меня Эшвардом.
— Иероним…
— Эшвард! И уйди из моих покоев, пока граф не увидел, что его драгоценная жена нарушает правила приличия.
Я хотела остаться, хотела заставить его выслушать меня, хотела вновь вернуть себе моего рыцаря, но Иероним не дал мне этой возможности. Он просто выставил меня за дверь, а я, пусть и была старше как вампир, не стала противиться. Вряд ли драка смогла бы помочь мне.
«Он одумается, — убеждала я саму себя. — Пройдет немного времени, и он захочет меня выслушать. Он же мой рыцарь, он честный, чистый и светлый. Он обещал мне и он сдержит слово!»
Но моя вера в то, что Иероним снова станет прежним не оправдалась.
Теперь каждый вечер мой, прежде такой открытый и эмоциональный рыцарь, натягивал холодную маску безразличия, а все мои попытки поговорить с ним оканчивались провалом.
Он не спешил извиняться за свои жестокие слова и делал вид, что того разговора просто не было, как и тех двух недель в плену. Он был учтив и вежлив со мной и графом, и я больше не могла понять, что же творится у него в душе.
Каждый вечер мы все так же собирались в большой зале, чтобы выпить вина и обсудить политику. Только теперь Иероним все меньше спорил с графом и все чаще соглашался.
А граф, казалось, только этого и добивался. Он продолжал высказывать свои мысли, заполняя ими голову моего рыцаря.
Обида на меня, начавшая копиться с момента встречи с графом и выплеснувшая после освобождения от охотников, не оставила Иеронима, а граф так и вовсе подпитывал ее своими точными словами, что без промаха били в самое сердце.
Теперь мой рыцарь ходил на охоту с графом, а не со мной, и я уже не могла сказать ему «не слушай!».
А граф не стеснялся пользоваться этими возможностями и не торопясь, исподволь настраивал его против меня.