Эта центральная идея того, что сознание воздействует на материю, лежит в самой сердцевине непримиримого разногласия между мировоззрением, предлагаемым классической физикой – наукой большого, видимого мира, и квантовой физикой – наукой о наимельчайших составляющих мироздания. Это разногласие касается самой природы материи и тех способов, которыми можно воздействовать на нее и изменять.
Вся классическая физика, как и научное знание в целом, основана на законах движения и гравитации, описанных Исааком Ньютоном в его труде «Начала», опубликованном в 1687 году [4]. Законы Ньютона дали описание вселенной, в которой все объекты движутся в трехмерном геометрическом пространстве и во времени, согласно определенным законам движения. Материя рассматривалась как нечто неколебимое и закрытое, обладающее собственными четкими границами. Воздействие любого рода подразумевало некое физическое действие, производимое с каким-либо объектом – посредством некой силы или столкновения. Чтобы что-то основательно изменить, требовалось применить к нему одно из следующих действий: нагреть, сжечь, заморозить, уронить или дать хорошего пинка.
Законы Ньютона – главные «правила игры» науки, как однажды их назвал знаменитый физик Ричард Фейнман [5] – подразумевают главным образом, что объекты существуют независимо друг от друга, подводя фундамент под нашу натурфилософию. Мы верим, что жизнь во всех ее проявлениях существует независимо от нас. Мы спокойно засыпаем по ночам в своих кроватях, уверенные, что вселенная не исчезает, стоит только нам закрыть глаза.
Тем не менее этому упорядоченному взгляду на вселенную как на коллекцию изолированных, подчиняющихся определенным законам объектов был нанесен сокрушительный удар в начале XX века, когда пионеры квантовой физики начали ближе подбираться к сердцевине материи. Наимельчайшие составляющие вселенной, те самые частицы, из которых состоит большой объективный мир, вели себя в полном несоответствии с какими-либо законами, известными этим ученым.
Такое необычайное поведение этих частиц породило совокупность идей, вошедших в историю под общим названием «Копенгагенской интерпретации». Именно в Копенгагене датский физик Нильс Бор и его блестящий протеже, немец Вернер Гейзенберг сформулировали выводы своих поразительных математических открытий. Бор и Гейзенберг поняли, что атомы – это не маленькие солнечные системы вроде бильярдных шаров, а нечто гораздо более хаотичное: крохотные облачка вероятностей. Каждая субатомная частица отнюдь не является чем-то твердым и стабильным, а существует просто как потенциал любой из своих будущих сущностей, называемый физиками суперпозицией, или суммой всех вероятностей – нечто напоминающее человека, смотрящего на свое отражение в зеркальном коридоре.