Когда все разбредались по делам, в мазанке не оставалось ни души, но другие старались этого не замечать. Пустовало место Астре на подоконнике, и Сиина не возилась по хозяйству, встречая каждого улыбкой и запахом еды. Не было Иремила.
Дорри так скучал по ним, он так скучал. Он не пытался забыть, что они есть, и ему было страшно не найти их весной. Чужаки заняли целых два места, как будто заполнили собой то, что предназначалось не им, и Дорри не мог этого простить. Генхард притащил к ним угрюмого незнакомца, а тот прислал, наверное, самого болтливого мальчишку Медука в их дом. Худшего сплетника, который тем и зарабатывал, что сдавал всех вокруг. И его, конечно, приняли. Не могли не принять. Теперь каждый день жизнь семьи висела на волоске, приходилось еще больше держать язык за зубами, чтобы не сболтнуть лишнего, а с Шиви это было почти невозможно – он трещал, как заведенная погремушка из тех, что Дорри видел в «Лавке механических штуковин» возле площади.
– А ты куда идешь? – спросил мальчишка, не успел правдолюбец выйти за порог.
Он таскался за ним всюду, как Яни за Генхардом, и сколько бы Дорри ни пытался остаться в одиночестве – не отлипал. Вот бы вырасти мрачным и сильным, как «соахийский брат». С ним и заговаривать лишний раз боялись, а Дорри никто не брал в расчет. Все только поучали его, будто он котенок, который вот-вот в углу нагадит. Это у Марха язык хуже шила, пусть лучше за ним следят. Никому, кроме Иремила, не позволено наставлять Дорри, никому, кроме Астре, нельзя ему приказывать. И никто не смеет его трогать. Никто, кроме Сиины. Только ей можно. Старшая сестра никогда не обидит и не ударит. Такова ее Цель. Остальным нельзя доверять.
Дорри пробыл в семье порченых не так долго, чтобы открыться им целиком. Два года в тепле и заботе – малый срок против десяти лет побоев, голода и ненависти. Скорлупа еще не сошла до конца, а единственные люди, способные осторожно снять ее, погибли или ушли далеко. Так далеко, что и за трид не добраться.
Но весна уже стояла у порога. Морозные дни то и дело прорывала оттепель. Сугробы таяли, а дороги расчищались и высыхали. Скоро Дорри вернется в настоящий дом – к Астре и Сиине. Наверное, только Марх его понимает. Он тоже любит Сиину, но не как сестру, а как невесту. И он тоже считает дни и молится солнцу, чтобы зима отступила скорее.
– Ты к воротам, да? – обрадовался Шиви, прыгая на одной ноге и напяливая подранный ботинок. – Вестник посмотреть? Я с тобой!
– Я тебя побью, если не отстанешь!
Кто-то подошел со спины и влепил Дорри не больную, но чувствительную оплеуху. Мальчик обернулся, готовый врезать обидчику, и осекся.