Я посмотрел на иголку, потом — на лежащую на полу Мэг. Она тоже на нее смотрела, также как и Сьюзен.
— А кто будет это делать? — спросил Эдди.
— Думаю, будет честно, если каждый напишет по букве. Пойдет?
— Отлично. Что напишем?
Рут задумалась.
— Надо что-нибудь попроще. Как вам, например: «Я трахаюсь. Трахни меня»? Это будет как раз. Все, что нужно.
— Конечно, — сказала Дениз. — Отлично.
В тот момент она выглядела точно, как Рут. Тот же нервный огонек в глазах, та же напряженность.
— Ух ты! — сказал Рупор. — Как много букв. Почти по две.
Рут посчитала и кивнула.
— Вообще, если Дэвид не хочет, а я подозреваю, что он не хочет, вы можете сделать по три, а я возьму две. Дэвид?
Я покачал головой.
— Угадала, — сказала Рут. Однако было непохоже, что она злилась или насмехалась. — Хорошо. Беру букву «Я». Давайте.
— Рут, — сказал я. — Рут?
Уилли подошел ко мне поближе и ножом прочертил в воздухе у меня под подбородком медленную, ленивую окружность. Я испугался не на шутку, потому что за Уилли никогда нельзя поручиться. Я взглянул на Эдди. Тот вертел в руках швейцарский армейский нож. Взгляд холодный, мертвый. Потом на Донни. Это был новый Донни. Помощи от такого не дождешься.
Но Рут просто повернулась ко мне, все такая же беззлобная. Голос ее звучал спокойно и немного устало. Словно она пыталась донести до меня что-то очевидное, такое, что мне давным-давно пора было знать, для моего же блага. Словно оказывала мне неоценимую услугу. Словно из всех присутствующих именно я был ее любимчиком.
— Дэвид, — сказала она. — Послушай меня. Просто не вмешивайся.
— Тогда я хочу уйти, — сказал я. — Свалить отсюда.
— Нет.
— Я не хочу этого видеть.
— Так не смотри.
Они сделают это. Рупор достал спички.
Он разогревал иголку.
Я пытался не закричать.
— Слышать тоже не хочу.
— Очень плохо, — сказала она. — Если у тебя нет воска в ушах, то наслушаешься от души.
И я наслушался.
Когда все закончилось и ее обработали спиртом, я зашел посмотреть, что они наделали. Не только сейчас, но еще прошлой ночью и сегодня утром.
Я впервые за день подошел к ней близко.
Они вытащили кляп, как только закончили — сейчас она все равно слишком ослабла, чтобы говорить. Губы отекли и опухли. Один глаз почти закрылся, расцвел красным и лиловым. Я заметил три или четыре новых сигаретных ожога на груди, ключице и бедре. Треугольный ожог от утюга лопнул. На ногах, руках, икрах и бедрах — там, где за день до этого постарался Уилли с ножом, зияли кровоподтеки.
Теперь на ней появилась надпись.
Я ТРАХАЮСЬ. ТРАХНИ МЕНЯ.
Буквы высотой в два дюйма. Все заглавные. Наполовину прожженные, наполовину — вырезанные глубоко в плоти на животе.