Будто бы написанные нетвердой рукой шестилетнего школьника.
— Теперь ты не сможешь выйти замуж, — сказала Рут. Она опять сидела в своем кресле, обхватив колени, курила и раскачивалась взад-вперед. Уилли и Эдди пошли наверх за колой. Комната пропахла дымом, потом и спиртом. — Вот так, Мэгги, это теперь навсегда. Ты не сможешь раздеться. Ни для кого, никогда. Потому что они увидят эти слова.
Я посмотрел и понял: это правда.
Рут изменила ее.
Изменила ее на всю жизнь.
Ожоги и синяки пройдут, а это останется — разборчивая, пусть и с трудом, эта надпись не пропадет и через тридцать лет. Придется оправдываться перед каждым, кто увидит ее обнаженной. Стоит взглянуть в зеркало — она увидит и вспомнит. В этом году учредили правило: обязательный душ после уроков физкультуры. Как она это вынесет, в комнате битком набитой девушками-подростками?
Рут это не беспокоило. Так, будто Мэг теперь стала ее protégé.
— Так лучше, — сказала она. — Вот увидишь. Тебя ни один мужик не захочет. Не будет детей. Так гораздо лучше. Тебе повезло. Думаешь, хорошо быть привлекательной? Сексуальной? Вот, что я тебе скажу, Мэгги: в этом мире уродливым живется лучше.
Эдди и Уилли пришли, смеясь, с упаковкой колы и пустили ее по кругу. Я взял бутылку и сжал ее, стараясь не уронить. Легкий запах карамельной сладости вызывал тошноту. Я знал: один глоток — и меня вырвет. Я сдерживал рвоту с самого начала.
Донни не взял. Он стоял над Мэг и смотрел вниз.
— Ты права, мам, — сказал он немного погодя. — Это все меняет. Ну, то, что мы написали. Странно.
Он призадумался. После наконец разрешил загадку.
— Теперь она — ничего особенного, — сказал он.
Он был немного удивлен и даже счастлив.
Рут слабо улыбнулась.
— Я же говорила, — сказала она. — Видишь?
Эдди рассмеялся, подошел и пнул ее по ребрам. Мэг еле слышно простонала.
— Нет, ничего особенного, — сказал он.
— Она вообще ничтожество, — сказала Дениз и жадно отхлебнула из бутылки.
Эдди пнул ее снова, на этот раз сильней, в знак полного согласия со своей сестрой.
Заберите меня отсюда, подумал я.
Пожалуйста. Отпустите меня.
— Думаю, надо ее опять подвесить, — сказала Рут.
— Пусть лежит, — возразил Уилли.
— Лежать холодно. Мне здесь насморк не нужен. Поднимите ее, поглядим.
Эдди освободил ноги, Донни отвязал руки от стойки, но оставил их связанными вместе, и перебросил веревку через гвоздь на потолке.
Мэг бросила взгляд на меня. Она очень ослабла. Ни слезинки. Ни силы закричать. Только этот печальный, затравленный взгляд, говоривший: видишь, что со мной сделали?
Донни потянул веревку и поднял ее руки над головой. Привязал ее к столу, но не стал натягивать. Неожиданная для него небрежность — будто бы его теперь это не волновало. Будто она не стоила усилий.