— Не спорь с матерью. Я видела. У него были три руки — одна — эдакая фитюлька, вот здесь.
Она подняла руку и ткнула пальцем в гладко выбритую подмышку.
— А две другие — обычные, прямо как твои. И еще там была двухголовая корова. Дохлая, конечно.
Мы неправильным кружком расселись перед телевизором «Зенит». Рупор сидел на ковре рядом с Рут, я, Уилли и Донни — на диване, а Эдди примостился на корточках прямо напротив ящика, и Рупору приходилось порядочно извернуться, чтоб увидеть хоть что-нибудь.
В такие моменты опасаться Эдди не приходилось — у них дома телевизора не было. Он прилипал к экрану так, что не отодрать. И если кто-то мог с ним управиться, так это Рут.
— Что еще? — спросил Уилли. — Что ты еще видела?
Он провел рукой по подстриженной «ежиком» белобрысой голове. Всегда так делал. Наверное, ему нравилось это ощущение, только я никак не мог взять в толк, как можно мазать на голову жирный воск.
— В основном всяких тварей в бутылках. Мертворожденных. Знаете, что это? В формальдегиде. Сморщенные тельца — кошки, козлята. Все, что хочешь. Давно было, всего уже не вспомнишь. Помню, был дядька, фунтов пятьсот весил, а то и все шестьсот. Его таскали три мужика. В жизни не видела никого жирнее и видеть не хочу.
Мы рассмеялись, представляя, как три парня помогают толстяку встать.
Все знали, что Рут следит за своим весом.
— Да-а, когда я была маленькой, карнавалы были что надо.
Она вздохнула.
Иногда ее лицо делалось спокойным и мечтательным — когда она вспоминала прошлое. Не Уилли, а еще раньше — детство. Мне всегда нравилось это выражение. Думаю, оно нам всем нравилось. Все черты и уголки ее лица смягчались, и она становилась почти прекрасной — настолько, насколько прекрасной может быть чья-то мать.
— Готовы? — спросил Рупор. У него сегодня был большой день — еще бы, пойти на карнавал так поздно! Он едва терпел.
— Нет еще. Допейте содовую. Дайте мне допить пиво.
Она глубоко затянулась, задержала дым и разом его выпустила.
Единственным человеком, который курил так же много, как Рут, был отец Эдди. Она наклонила банку с пивом и отхлебнула.
— Расскажи про хучи-ку, — сказал Уилли. Он наклонился вперед и опустил плечи, сгорбившись.
По мере того, как Уилли взрослел и рос, его сутулость становилась все более заметной. Рут говорила, что если он и дальше будет так расти и так сутулиться, то станет горбуном ростом в шесть футов.
— Да, — сказал Рупор. — Что это такое? Я не понял.
Рут рассмеялась.
— Это девушки танцуют, я же сказала. Вы что, совсем не знаете? Иногда еще и полураздетые.
Она потянула платье вверх по бедру, подержала мгновение, потрясла им и отпустила.