Она перевернула еще один камень. Ничего.
— А она сильная была? Авария.
Мэг не ответила, и я ее за это не винил. Я почувствовал, как нелепо, и глупо, и беспардонно это прозвучало, как только открыл рот. Я покраснел, но она этого, к счастью, не видела.
А потом она поймала.
Камень откатился в сторону, и рак задом наперед заполз оттуда прямо в банку, и все, что нам оставалось сделать — вытащить ее.
Она слила немного воды и наклонила банку к свету. Вы бы видели, как красиво раки отливают золотом. Рак задрал хвост, поднял клешни, и гордо зашагал по дну банки, высматривая, с кем бы подраться.
— Поймала! — воскликнул я.
— С первой попытки!
— Здорово! Какой здоровый!
— Давай бросим к остальным.
Она медленно слила воду, чтобы не потревожить рака, и когда воды осталось на дюйм или около того, шмякнула его в большую банку. Парочка, что уже сидела в банке, быстро освободила ему место. Это было хорошо, потому что иногда раки убивают друг друга, да, убивают себе подобных, а те двое были совсем еще малыши.
Вскоре новенький успокоился, и мы уселись понаблюдать за ним. Он обладал некой первобытной, смертоносной красотой. Панцирь очень красивого цвета и гладкий-прегладкий.
Я сунул было палец в банку, чтобы снова его раздразнить.
— Не надо.
Ее рука очутилась на моей. Холодная и нежная. Я вынул палец.
Предложил ей пластинку «Ригли», и взял одну себе. Потом мы немного помолчали и слушали ветер, что со свистом носился в высокой траве у берега и шелестел в кустах у реки, полной вчерашнего дождя. Молчали и жевали.
— Ты же их отпустишь? Обещаешь?
— Конечно. Я всегда отпускаю.
— Хорошо.
Она вздохнула и поднялась на ноги.
— Мне пора. Нам надо пройтись по магазинам. Но сначала я хотела тут осмотреться. У нас там, понимаешь, лесов не было. Спасибо, Дэвид. Было здорово.
Она была на полпути к берегу, когда я решил ее окликнуть.
— Эй! Куда пора? Куда ты идешь?
Она улыбнулась.
— Мы живем у Чандлеров. Сьюзен и я. Сьюзен — это моя сестренка.
Тут и я подскочил, словно меня дернули за невидимую нитку.
— У Чандлеров? У Рут? Мамы Донни и Уилли?
Мэг добралась до берега, повернулась и уставилась на меня. И что-то в ее лице внезапно изменилось. Появилась настороженность.
Это меня остановило.
— Ага. Мы — троюродные. Я Рут вроде как племянница.
Ее голос мне тоже показался странным. Безразличным — словно кое-что мне знать не следовало. Словно она говорила мне одно, и в то же время скрывала другое.
На миг это привело меня в замешательство. Думаю, она тоже смутилась.
Я впервые видел, как она смущалась. Даже если принимать во внимание ту историю со шрамом. Но я не стал беспокоиться.