С другой стороны, я видел безжизненный манекен в руках Уилли и Донни.
Видел, как ее уткнули лицом в матрас за то, что она не смогла проглотить кусочек тоста.
Образы были противоречивые. Они ставили меня в тупик.
Так что раздумывая, что же делать, и делать ли что-то вообще, я держался от Чандлеров подальше. Неделя, к тому же, выдалась скверной, дождливой, и я воспользовался этим как предлогом.
На той неделе я видел Донни раз или два. Остальных не видел вовсе.
В первый раз я встретил его, вынося мусор. Он выбежал в вечернюю слякоть, накрыв голову от дождя толстовкой.
— Знаешь, что? — сказал он. — Никакой воды сегодня.
Дождь лил уже три дня.
— А?
— Мэг, болван. Рут не разрешает ей пить сегодня. До утра.
— Почему?
— Долгая история, — сказал он. — Потом расскажу.
И убежал домой.
Вторая встреча произошла пару дней спустя. Погода прояснилась, и я катил на своем четырехскоростном велосипеде в магазин по поручению мамы. И тут сзади показался Донни на видавшем виды «швинне».
— Куда едешь?
— В магазин. Маме надо молока и еще кое-какой херни. А ты?
— К Эдди. Играем возле башни. Ковбои против индейцев. Хочешь, тебя подождем?
— Нет.
Игры для малолеток меня не интересовали.
Донни покачал головой.
— Надо мне валить, — сказал он. — С ума схожу от них. Знаешь, что они сейчас меня заставляют делать?
— Что?
— Выливать ее горшок с говном в конце двора. Ты можешь в это поверить?
— Как это? Почему?
— Ей теперь наверх вообще нельзя. Ни в туалет, никак. И эта сучка тупая пытается терпеть, держит в себе. Но рано или поздно все-таки приходится, и теперь это — моя проблема. Нет, ну ты можешь представить? Почему не Рупор, мать твою? — он пожал плечами. — Но мама говорит, что должен кто-то из старших.
— Почему?
— А я почем знаю?
Он стал отъезжать.
— Ну что, точно не хочешь, чтоб мы тебя подождали?
— Нет. Не сегодня.
— Ну ладно. Увидимся. К нам загляни.
— Хорошо, загляну.
Я не стал. Не в тот день.
Это казалось мне совершенно невообразимым. Я не мог представить ее в ванной, не то что на горшке, который потом кому-то приходится выливать в конце двора. Что если я приду, а там сегодня не убирали? Что если мне придется нюхать ее мочу и дерьмо? Все это внушало мне отвращение. Она внушала мне отвращение. Это не Мэг. Это кто-то чужой.
Так к странным и волнующим образам прибавился еще один. И не с кем было поговорить, не с кем во всем разобраться.
Из разговоров с местными ребятами становилось ясно, что все имели какое-то представление о происходящем, одни смутное, другие — весьма своеобразное. Но своего мнения на сей счет не было ни у кого. Как будто речь шла о грозе или о заходе солнца, природном явлении, какое время от времени случается. Никто же не станет обсуждать, например, летний дождь.