Я пытался понять, что отец имел в виду. Это мне всегда удавалось с трудом.
Иногда ничего другого не остается.
Это засело у меня в голове. А что, если Рут больше ничего не оставалось? Вдруг Мэг натворила чего-нибудь, а я не знаю?
Какой это случай: «никогда», или все-таки «иногда»?
— Почему спрашиваешь? — спросил отец.
— Не знаю, — ответил я. — Кто-то об этом говорил.
Он кивнул.
— А вообще, лучше держи руки при себе. Мужчина это, или женщина. Проблем меньше будет.
— Да, сэр.
Я налил воды на гриль и смотрел, как она шипит.
— Говорят, папа Эдди бьет миссис Крокер. И Дениз с Эдди тоже.
Отец нахмурился.
— Да. Знаю.
— То есть, это правда?
— Я не говорил, что это правда.
— Но это так и есть, да?
Он вздохнул.
— Слушай. Не знаю, отчего это ты вдруг так этим заинтересовался. Но ты уже вполне взрослый, чтобы знать, понимать, что… Как я уже говорил. Иногда тебе приходится, мужчине приходится это сделать, и он делает… то, что, как он знает, ему делать нельзя.
Он был прав. Я был вполне взрослый, чтобы понять. И я слышал в его словах подтекст. Внятный и ясный, прямо как крики Худи на улице.
Однажды по какой-то причине отец ударил мать.
Я даже почти вспомнил это. Как я очнулся от крепкого сна. Грохот мебели. Крик. И удар.
Давным-давно.
Внезапно во мне вскипела ярость. Я смотрел на его массивную фигуру и думал о матери. А затем пришло на смену холодное безразличие, чувство отрешенности и безопасности.
И меня осенило: об этом стоит поговорить с матерью. Она знала, каково это.
Но я не мог. Не смог бы, даже если бы она стояла здесь в эту минуту. Даже не пытался.
Я смотрел, как отец закончил с салатами, вытер руки о белый хлопчатобумажный фартук, который, как мы шутили, должен быть конфискован Министерством здравоохранения, и стал нарезать салями на электрической мясорезке, купленной недавно, и которой он так гордился, а я все драил и драил гриль от жира, пока решетка не засверкала чистотой.
Так ничего и не решилось.
***
И вскоре я вновь пошел туда.
Что привело меня назад, так это один-единственный образ — фигура Мэг.
Он вспыхивал в тысячах фантазий, днем и ночью. Одни были нежные, другие — жестокие, некоторые — странные.
Вот я лежу в кровати с транзисторным приемником, спрятанным под подушкой, и слушаю, как «Дэнни энд Джуниорс» поют «At the Hop». Я закрываю глаза, и передо мной предстает Мэг, отплясывающая с невидимым партнером, единственная девушка на танцплощадке в «Тинз Кэнтин», на ней лишь коротенькие белые носочки и больше ничего. Совершенно не стесняется своей наготы, будто бы только что купила новое платье короля.