– Это было сделано мастерски – и такая утонченная ложь… – она неторопливо хлопнула пару раз в ладоши и сухо приказала появившемуся слуге: – Напитки. Впрочем, я бы предпочла тонкие и изощренные психологические пытки.
– Можем обеспечить, – посулил спирит. – Позовем Бо, да и спросим, какие ей платья больше нравятся.
Но тут нам принесли те самые напитки, спирит заглянул в свою чашу и на некоторое время выпал из беседы. Слегка побурев, он осторожно сполз со своего низкого сидения и раскинулся на траве в комфортном обмороке.
Вот не любил наш спирит крови, хоть что с ним сделай.
– Свежая оленья, – немного обиженно протянула Ёора, пригубив из собственного кубка. Пила она все-таки еще немного нервно. – Никто из нас не пьет человеческой крови уже много лет. Это было бы слишком… просто.
Нехорошее получилось оправдание. Йехар, который уже самую малость позволил себе расслабиться, так стиснул свой кубок – между прочим, серебряный – что тот начал медленно терять свою форму в его кулаке. Ёора не заметила и продолжила говорить, разом смакуя оленью кровушку и каждое свое слово.
– Выпить кровь, просто убить, легко… Но жертва Великой Тьме в этом невелика. Изощренное, утонченно продуманное злодейство, растление душ, интриги и коварство – вот удел истинного мрака. Тьма не должна быть глупой и простой, как лопата крестьянина, ей надлежит пользоваться филигранными инструментами ювелира, и каждое злодейство должно быть произведением искусства…
Господи, подумалось мне. Нужно было так и бросить эту нетопыриху поджариваться на солнышке в бессознательном состоянии. Еще не хватало спасать ее теперь от Йехара, который уже чашу сплющил окончательно, а теперь ласково так поглаживает рукоять Глэриона…
Но прежде чем не слишком умная головка вампирессы отделилась от плеч, слух нам резанул холодный голос:
– Прежде всего – тьма никому ничего не должна.
Веслав сидел очень прямо и умудрялся внушать ужас только своим выражением лица. Вроде бы так и должен выглядеть истинный алхимик, тот, что всю жизнь строит по Кодексу – ноль эмоций, не лицо, а прямо эталон бесстрастия, вот только была в нем в этот момент какая-то добавка… Что-то не так с глазами. В них была ненормальная уверенность в том, что он говорит.
– Вы – должны ей. Если вы хоть один раз обратились к ней и ее признали – вы будете навеки ей должны, а уж рамок и границ для нее не существует. Ни рамок, ни границ, только одна преграда – это свет. Вы можете по триста раз на дню повторять себе, какой она должна быть, но тьма – всегда одна. Она и убивает, и развращает, бывает и топорной, и изощренной, не бывает только светлее или темнее. И если у вас не хватит сил или мозгов понять, что она не меняется и что ею нельзя управлять – вы так и останетесь ее данниками, и участь у вас будет презабавной: до конца жизни верить в то, что это