А Волков на нее даже и не глянул, стоял, слушал сержанта, чуть улыбался, да похваливал его. А потом произнес небрежно:
— Сыч, а ну глянь-ка ее, поищи мое золото, вдруг она его не успела в лесу его схоронить, пока от сержанта пряталась.
— Сейчас все сделаю, — заверил Сыч, — как ее обыскивать, по-честному — в подвале или с позором — прямо тут.
— Ни какой чести ей. Тут обыскивай, — сказал коннетабль с усмешкой. — По-доброму она все равно не понимает.
— А ну-ка, ребята, подсобите, — сказал Сыч самым крупным стражникам, подходя к женщине. — На брюхо ее кладите и сверху садитесь. Держите крепко.
Франческа была необыкновенно сильной женщиной. Даже когда два крупных стражника положили ее на живот и уселись на нее сверху, раздвинув ей ноги широко. Она сопротивлялась, выкручивались, как могла. Но Сыч знал свое дело, видно, делал это не в первый раз, он задрал ей юбки и, не брезгуя запустил пальцы женщине в зад. Франческа завыла, попыталась сбросить стражника, пыталась сдвинуть ноги, но ничего у нее не вышло. Сыч вытащил пальцы из нее, вытер об ее же платье и скомандовал:
— На спину ее.
Стражники перевернули Франческау на спину, один сел на ногу другой придавил ей лицо коленом, а она продолжала выть и извиваться, даже пыталась грызть колено стражника и проклинала Сыча на ламбрийском языке, а Сыч спокойно запустил руку ей в утробу. Плевать ему было на все ее проклятия. Фридрих Ламме делал свое дело.
А народ глядел на это бесчестье и надругательство и с отвращением и с презрительным ехидством мол: и поделом ей.
Наконец Сыч с колен встал. Снова вытер руки о платье женщины и, подойдя к коннетаблю и сержанту, стоявшим в стороне, сказал:
— Пусто, экселенц, золотишко она либо в лесу спрятала, либо проглотила. Если в лесу, то искать непросто будет, собаки потребуются. Или на дыбу ее вешать и пытать где спрятала, да и то дело пустое. Баба с перепугу ежели спрятала, то потом и нипочем место не найдет, даже если и сама захочет. Они ведь, дуры, если, что прячут, то и сами потом не вспомнят, где. А ежели проглотила, то поить ее соленой водой, пока не сорвет ее, или кормить да ждать, кислым молоком кормить с огурцами. Что делать будем?
— Упряжь лошади осмотри, — ответил солдат и пошел к Франческе, сержант пошел следом.
Волков подошел к ней и, стараясь не вызвать новый приступ боли в ноге, присел перед ней на корточки. Женщина смотрела на него с ненавистью.
— Ну, вижу, не вразумил тебя сегодняшний разговор наш разговор. Сидела бы тихо, а лучше уехала бы, а ты, вон, что вытворяешь. На госпожу руку подняла! Знаешь, что тебя за это ждет? — спокойно говорил солдат глядя ей прямо в глаза. — Знаешь?