— За горами, за лесами, за широкими морями, не на небе — на земле, — начал он и широко зевнул. — Жил… старик в одном… селе…
Проснулся он от нереального, оглушительного ужаса. Вскочил с бьющимся сердцем, не зная, где он и что ему послышалось сквозь сон такое страшное. Огляделся безумными глазами. Мишка еще не вернулся — наверное, на тот берег заплыл да валяется, там песок лучше. Под деревом было аккуратно сложено Дашкино платье, а сверху сидел медведь Иннокентий, смотрел стеклянными глазами, черными и тусклыми, как бездна, в которую ухнуло Колино сердце.
— Дашка! — Коля заорал, побежал к воде, увидел, как что-то мелькнуло под поверхностью в паре саженей от берега. — Дашка!
«Не стой столбом, прыгай же, Коля! — крикнул пупс, прижатый его поясом. — Греби быстрее!»
Коля увидел, как с другого берега в воду сиганул Мишка, перепуганный его криком, — и сам прыгнул с берега уточкой, сразу ушел на глубину, мучительно пуча глаза, сжимая и разжимая веки, чтобы видеть получше. Вынырнул, когда воздух закончился, — дыхание вырвалось с рыданием, спину сводило от страха.
«Не паникуй, — сказал пупс громко и твердо. — Ныряй. Чувствуй течение и туда греби. Пузыри ищи глазами — их солнце подсветит, видно будет».
Коля увидел! Увидел пузыри, не стал за воздухом подниматься, хоть уже грудь теснило, поплыл вниз, в темноту, сквозь холодную струю течения к самому сомовьему омуту. Ничего не видно было, но он, молясь, зашарил руками по дну.
«Боже, — думал он, — Боже, Боже, Боже!»
И было в этих словах огромное, испепеляющее обещание — всего себя он бы сжег, по кусочку сам разрезал и скормил Всемогущему, все свое будущее счастье, жизнь, все чаяния свои отдал бы, не раздумывая, скопом, прямо сейчас — за одну только возможность надежды. И когда он почувствовал под рукой шелковые, плывущие в воде волосы, ухватил, потянул, намотал их на запястье быстрым движением и из последних сил рванулся наверх, к свету. Не выплыл бы, если б не Мишка, — в глазах потемнело, грудь огнем жечь начало, когда тот его ухватил и к берегу потянул. Вдвоем Дашку вытащили — маленькую, обмякшую, мертвую.
Мишка за свои волосы схватился, стал их тянуть, будто вырвать хотел.
— Она мертвая, мертвая, не дышит! — закричал Коля в отчаянии.
«Глубоко вдохни и выдохни, — сказал пупс. — Соберись. Дай себе по морде, что ли. Быстро!»
Коля ударил себя по щеке так сильно, что язык закровил о зубы. Сглотнул соленое.
«Переверни ее, — скомандовал пупс. — Представь, что это чужая девочка, которую надо спасти. Так, два пальца в рот, нажми на корень языка ей. Еще раз. Пошла вода?»