— Ешьте, — говорит Француз.
Я смотрю ему точно в глаза, собираюсь читать ложь.
— Это какой-то наркотик?
— Это сердце касатки.
Правда.
Горькое и жесткое. Но чего еще ждать от касатки? Они сделаны из океанической темноты и злобы.
Однако я чувствую какую-то легкость. Тревога исчезает, все становится более четким. Я могу разглядеть каждую морщинку на строгом лице Тулуна, каждый волосок на оленьей шкуре.
— Вот, — Француз протягивает мне короткий нож грубой работы, — это тупилак. Говорят, такие вырезают из мести. Ырху надо бить в сердце.
Нож костяной.
— Медведицу?
Француз, похоже, задает этот же вопрос шаману, а потом серьезно говорит:
— Она может прийти как зверь, и как человек, и как свет, и как вода. Вы сами все поймете.
— Как?
— Я не знаю. Он сказал — поймете.
Краем сознания я начинаю верить во всю эту чушь. Образ отделяется от мысли, становится самостоятельным. Так бывает с сильными и страшными мыслями. Если Гамлет говорит, что мертв, — готовь черный костюм.
— Сейчас мы войдем, — произносит Тулун голосом Француза, — нельзя пить воду, как бы ни хотелось. Нельзя слушать иджираков и нельзя заглядывать в их лица. Пойдем строго по дороге, все, что скажу, — делать.
— Мы будем ее искать? Это охота?
— Да, это охота. Но искать нас будет она.
Шаман приподнимается на руках и пронзительно смотрит в меня черным льдом своих глаз.
— Когда он хлопнет в ладоши, — шепчет Француз, — дороги назад не будет. Когда хлопнет — уже не оглядывайтесь.
Шаман начинает что-то петь. Слов не разобрать. В них шелест листьев, волчий вой и треск костра — что угодно, кроме человеческой речи.
— Зачем он нам помогает? — Я цепляюсь за внезапный вопрос.
— Ырха съела его дочь.
Тулун громко хлопает в ладоши. Меня обдает потоком ветра, огни в иглу сходят с ума. В них поселились духи, я уверен. Хотя нет. Здесь я уже ни в чем не уверен.
(махаха)
— Стой, Тулун! — внезапно вмешивается Нанук.
До этого момента он сидел молча, кутался тенями. Я знаю, каков он. Всегда слушает, выжидает и только тогда говорит. Но говорит сердцем, взвешенно. Он же старший.
Француз и Тулун поворачиваются к нему.
— Рано, — говорит Нанук, — подождем. Она еще далеко.
Ырха.
— Что ты несешь? — спрашивает Француз.
— Я знаю, как лучше. Дай-ка мне нож. Дай мне тупилак.
Он протягивает руку. Да. Этой руке я могу довериться. Вместе с Нануком мы слушали легенды о духах, что утаскивают детей под лед, вместе плыли на каяке среди белобрюхих нерп и били в легкое оленя. Однажды, будучи мальчишкой, я поскользнулся на мокром камне и упал в черную воду. Нанук меня вытащил и сам нес вдоль берега. К нашим матери и отцу.