Я кивнула, сдерживая слёзы.
Я пока не могла полностью осознать, что это Кико.
Теперь она даже не выглядела как женщина, которую я знала. Конечно, я понимала, что этим дело не ограничилось. Просто от нескольких слов Блэка уже пробуждались мои воспоминания, с которыми я не могла справиться, особенно в отношении своей подруги.
В отличие от моего собственного пост-травматического дерьма, боль, злость и беспомощность, исходившие от Блэка, ударили по мне почти с физической силой. Всё это так плотно заполонило мой свет, что я едва могла думать, едва могла осмыслить что-то ещё.
Всё ещё держа пистолет, я приподняла его стволом вверх, оставив на предохранителе, и подошла к Блэку. Я не подходила слишком близко. Я чувствовала, как Блэк пытается решить, стоит ли рискнуть и поднять её, попытаться принести поближе к парамедикам, которых он уже вызвал по стационарному телефону, о наличии которого у нас я даже не догадывалась. Теперь, подойдя ближе к ним обоим, я видела, что её грудь слегка поднималась и опускалась — Блэк прав.
Она жива.
Музыка всё ещё ревела во всем пентхаусе.
Теперь я едва её замечала.
Я поймала себя на том, что смотрю на пол, замечаю кровавые следы ног на белом ковре. Я нахмурилась, глядя на всё это, на брызги на ковре и стенах. Крови слишком много. Я увидела ещё больше крови на окнах, задержалась взглядом на разбитом предмете тайского искусства.
Мой взгляд вновь остановился на оригинале картины, которую Блэк купил для меня в Нью-Йорке.
Кто-то поработал над ней ножом, изрезав холст на полосы.
Мой взгляд поднялся выше, к разбитому телевизору, подтёкам крови, которые я первыми заметила в той части стены.
Тогда-то я и увидела это.
Они не просто разрисовали наши стены хаотичными кляксами крови.
Там красовалась надпись.
Кто-то оставил послание полуметровыми буквами из крови.
Я не знала, была ли это кровь Кико.
Мне всё ещё казалось, что крови слишком много, что должны быть другие тела помимо неё. Пока эта мысль дёргала мой разум, учащая дыхание, я уставилась на слова, читая их раз за разом, но не понимая.
Буквы сообщали короткое, простое послание.
«Блэку с любовью».
Он спал, когда я вошла в больничную палату Кико.
Развалившись на стуле, который он подтащил к её кровати, Блэк на моих глазах заворочался, и его голова свесилась набок на спинке стула. Я смотрела, как он пытается устроиться на продавленном сиденье, и его профиль сильно контрастирует с оранжевой тканью.
Он был на целый фут выше роста, на который рассчитан такой стул.
А ещё он подтащил стул так близко к кровати, что его колени бились о металлический корпус койки. Его небритость уже начинала превращаться в бородку, и он всё ещё носил ту же одежду, которую надел перед отъездом из Санта-Круз.