— Ты не смыла пену до конца и лучше воспользоваться другим средством для мытья, у твоего очень аромат противный, слишком приторный.
— Что? — взвилась я, возмущённая до предела. Кто он, вообще, такой, чтобы я выслушивала его мнение. — Это мой любимый аромат! Не нравится, там дверь входная — свободен! — указала мужчине пальцем, куда следует ему пойти.
Вот только он оставался на месте, а вся моя бравада резко схлынула. Зря, наверное, я вот так дерзко выкрикнула ему в лицо. От напряжённого молчания стало страшно, но я мысленно подбадривала себя тем, что Викрам ему руку-то оторвёт, если он посмеет меня ударить.
Но вроде манаукцы женщин не бьют. У них это позорно. Так что я мысленно храбрилась, а вот выдержать прямой взгляд красных глаз, направленный сверху вниз, было тяжело. Почувствовала себя букашкой. Маленькой такой, которую и раздавить-то жалко мараться. Да и наша нагота чувствовалась особенно резко. Как-то всё у нас с ним неправильно выходит. Стоим обнажённые, друг на друга смотрим и молчим.
Но неожиданно хмурое лицо манаукца осветила задорная улыбка, и ямочки на щеках появились, маленькие, еле заметные.
— Я не свободен, — усмехнулся альбинос и принялся исследовать мои мыльные средства на полке.
— Эй, дома помоешься! — от наглости манаукца я просто опешила.
А этот медведь уже залез в душевую кабину, в ней и без него было мало места, а сейчас и вовсе стало не повернуться. Но манаукцу были безразличны мои возмущённые вопли, он продолжал деловито осматривать содержимое не такой уж и большой полочки.
— У тебя что, мужики не ночуют? Ни одного мужского средства, — ехидство так и лилось из альбиноса.
— Ты что это обо мне надумал? Сам по бабам шляешься, это при жене-то, так что должен привыкать мыться мылом!
Альбинос смерил меня таким тяжёлым взглядом, что я чуть не заикала от страха, и тихо произнёс:
— Я не шляюсь по бабам. И даже не женат.
Я хотела было ответить, но передумала и насупилась. Нет, ну смотрите, мы обиделись, а как оскорблять, так сам не свой!
— И у меня мужики не ночуют, — холодно осадила манаукца, чтобы про меня гадости не думал. — Ты, вообще, чего к себе не ушёл?
В ответ этот нахал демонстративно взял мыло и стал намыливать волосы. Красиво так намыливал. Мышцы под белой кожей перекатываются, под мышками волосики белые и прозрачные практически. И естественный запах у манаукца оказался приятный. Мускатный, не отталкивающий. Я понаблюдала за игрой тугих каменных мышц, вспоминая творения древних скульпторов. Они просто ничего в своей жизни не видели! Вот он, атлант, стоит передо мной, красуется и ехидно так щурится.