— Ой, не шстреляй, не шстреляй! — взмолилось чудо, зажмурилось и так по-девчоночьи стало отмахиваться руками-лапками, что парень пожалел его и опустил лук. Чудо держалось на расстоянии и мелко-мелко дрожало, как от холода.
— А ты вообще кто, чудо? Мальчик или девочка?
— Дурень, — обиделось чудо. — А я — та дурёха, что отца разозлила, вот он меня и проклял.
Царевич сглотнул, понимая и принимая услышанное близко к сердцу:
— Меня папаша тоже проклясть грозится, — он передёрнулся. — Слышь? А чего тебе надо-то?
— Женись на мне, — чудо распахнуло глаза и ухватилось лапками-руками себе за плечи и шею. Так делают женщины, когда решаются на что-то отчаянное.
Вот тут бы и бежать царевичу сломя голову. Мало ли ещё соседских князь-королевичей в этот лес забредёт. Он не последний.
— А… — выдавил он. — А какая ты, когда настоящая? Посмотреть бы… прежде чем…
Чудо задрало в небо голову и по-деловому сощурилось:
— Птиц нигде не видно? Особенно орлов и воронов? Прячусь я.
Шкура болотного чуда вдруг треснула сверху донизу и отпала, как сброшенная одежда. Нагая дева стояла, окутанная лишь розовым сиянием, и закидывала назад свои волосы. Зарево пробирало лес всё дальше и дальше. Свет играл на влажной коже девы, на её боках, животе, груди. В руке, отведённой чуть в сторону, лежало золотое яблоко.
— Что? Хороша? — спросила Дива-Прея, небесная Стихия солнца.
Царевич задохнулся. Он выронил к ногам лук и стрелы. Он хотел что-то сказать, но, похоже, так и не выговорил. Прея-Жива, не пряча наготы, усмехнулась:
— Ты полюби меня, человечек! Я — солнечный жар, я — плодородие. Полюби и женись. Но так, чтобы твой батюшка-царь нас непременно благословил, запомни это! Я заклята. Выручи! Царёво и отцово благословение мне силы вернёт да с заклятьем моего отца и царя поборется.
Она торопливо зыркнула в облака, углядела краешек птичьего пера и всплеснула руками. Лопнувшая шкура сама на её плечи накинулась и накрепко пристала. Опять возникло болотное чудо:
— Открываться нельжжжя мне, — прошепелявило. — Силёнок пока мало. А я отплачччу: урожай и достаток всему царству будут. Обещщщаю. Вот только… жжжить с тобой мы здесь будем. Договорились?
Царь-отец едва услышал от сына новость, так чуть было тут же сознания не лишился. Сказал, что в висках у него заболело и в груди вдруг закололо. Но позвать велел не лекаря, а сановника. Тот долго слушал сбивчивый царский шёпот, потом соображал, кутаясь в шубу. Наконец, высказал то, что на уме вертелось:
— Благословляй его, государь, не мешкай! Не каждый день сама богиня Жива за смертного парня замуж просится.