Он злился, но злость была какая-то другая, она была с примесью горечи что ли и осознания, что он потерял ее. И вот перед ним главная ценность его жизни, а он не может ничего сделать. Рядом с ней, он чувствовал себя беспомощно, и максимально ощущал близость своей смерти… Господи, он умирает!
— Держа за руку смерть — можно ощутить не только скоротечность своей жизни… рядом с ней шелуха спадает — сказал Альберт, выслушав рассказ Ли у себя в кабинете — рядом с ней обретает вес важное и превращается в прах материальное.
— Да у меня никогда не было жизни, почему я должен ее отдавать, чтобы научиться ценить! Что за бред? — кричал Ли, не слышав слов Альберта — Почему миллионам людей нормально «и так», а мне вот так надо познать эту чертову ценность. Ты говоришь мы проходим уроки, а я какого черта должен тебе верить. Я — другого мнения. Ты несешь бред. У меня сын. — Ли ходил по кабинету как загнанный зверь, метался как тигр в клетке. — Ты представляешь, оказывается у меня есть сын и я ничего не знал. А она приперлась с ним сюда. Как ее вообще пустили. Что ей надо от меня. — злость и нервозность Ли набирала обороты… и Альберт это видел.
— я помню ты говорил, что она — это единственное, что было ценно в твоей жизни…
Ли не обратил внимания
— Ты успел заметить, что ты чувствуешь рядом с ней?
Ли молчал
— Я хочу рассказать тебе одну историю
— ну валяй — сквозь зубы сказал Ли
— У меня была клиентка, которая испытывала к себе отвращение. Только не особенно понимала насколько это в ней глубоко. Всю жизнь, от нее отворачивались: сначала родители, они конечно любили ее, как им казалось, но она очень быстро им надоедала, в детстве она была очень пытливой девочкой. — Альберт тепло улыбнулся — Они постоянно отсылали ее то к себе в комнату, то к бабушке. Бабушке она тоже особо не нужна была, и она вообще могла не разговаривать очень долго. Главное сыта и сухо. Постепенно она стала потухать и ненавидеть себя за то, что ей хочется большего, общаться, быть открытой и настоящей. Я ее узнал уже потерянной, молчаливой и очень одинокой женщиной. Она так долго пыталась доказать себе, что ее нет, и то, что она хочет — все неправильно, и ей здесь нет места, и любить — значит молчать и не мешать. И она так в это поверила, что начала болеть. Умирать. Она ненавидела объятия. Любые тактильные ощущения доставляли ей боль, как будто кожа у нее была вывернута на изнанку… С кожей и были проблемы… За недолго до своей смерти, она мне сказала, что сеансы — стали самым ценным в ее жизни. потому что она наконец-таки получила пространство. Она прожила здесь свой стыд и боль от предательства …и увидела себя. Познала свою сущность. И поняла, что она есть. Что ее слышат. Что ей откликаются. Ты понимаешь Ли. Без всего, без прикрас. Без страха. Без шелухи. Она молчала душой всю свою жизнь… и наконец смогла петь. Пространство для себя, приобретенное рядом с кем-то. Переживание своего бытия. Переживание своей сущности. Свидетельство того, что ты есть. Она сама — стала для нее самым ценным и настоящим переживанием в ее жизни.