Я оставила ключи на переднем сиденье машины и вышла. Я побежала. Я бежала и бежала, хотя на улице было холодно, хотя мне уже стало жарко, слишком жарко. Хотя я чувствовала себя так, будто у меня лихорадка. А потом я остановилась, сразу и резко. Я поняла, что от себя мне не убежать. Я пересекла улицу и пошла по тротуару, пока не увидела бар. У меня не было бумажника, у меня не было ключей, но я все равно вошла. Было еще достаточно рано, поэтому меня сразу впустили. Я села у стойки и стала пить пиво. Я проглатывала один бокал за другим, пока не потеряла способность дотронуться пальцем до кончика носа. Покончив с пивом, я сделала вид, что иду в туалет — и сбежала через заднюю дверь, не заплатив, не оставив чаевых, даже не сказав «спасибо». К тому времени, когда я добралась до дома, зная наверняка, что в квартиру мне не попасть, меня уже тошнило.
Меня вырвало на мою собственную лужайку перед домом. Еще не было даже восьми часов вечера. Соседи видели меня, но мне было наплевать. Потом я села на траву и отключилась. Я проснулась часа через три, в полном замешательстве и слишком пьяная, чтобы вспомнить, где мои ключи. И я сделала единственное, что могла сделать, чтобы попасть домой. Я позвонила Ане.
— По крайней мере, ты мне позвонила, — сказала она, идя ко мне по тротуару. — Только это и важно.
Я молчала. Ана поднялась по ступенькам, открыла дверь моей квартиры и придержала ее для меня.
— Ты пьяная? — спросила она, явно шокированная. В любое другое время моей жизни она, вероятно, подумала бы, что это забавно. Но я видела, что ей не смешно, хотя мне вроде как смешно. — Это на тебя не похоже.
— Последние несколько дней были тяжелыми, — сказала я и плюхнулась на диван.
— Хочешь поговорить об этом?
— Ну, мой муж умер, поэтому было тяжело. — Я не хотела говорить с ней об этом. Я не хотела ни с кем говорить.
— Я знаю. — Ана приняла мое саркастическое замечание за нечто искреннее. Она и подумать не могла, что это действительно был мой ответ. Она отнеслась ко мне по-доброму, поэтому у меня не осталось выбора. Я должна была быть искренней. Умно́, ничего не скажешь.
— Я вывезла его вещи, — призналась я, смиряясь с сеансом психотерапии, который меня ожидал. Я не хотела говорить с Аной о нашем последнем разговоре, о нашей ссоре, хотя я была уверена, что и до этого она доберется. Ана села рядом со мной на диван и обняла меня. — Я отдала некоторые вещи Бена в «Гудвилл», — объяснила я.
«Гудвилл»! Вот где мои ключи.
— Мне жаль, Элси. Но я тобой горжусь. Я по-настоящему тобой горжусь за то, что ты это сделала. — Она погладила мою руку. — Не знаю, смогла бы я это сделать, окажись я на твоем месте.