— Нет, я думаю, что останусь с тобой. — Я схватила его за руку. Телефон зазвонил снова. Бен подбежал и ответил на звонок.
— Публичная библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакс, справочная, чем я могу вам помочь? — высокомерно произнес он. — Нет, сожалею, но мы сегодня закрыты. Спасибо. До свидания.
— Бен! — воскликнула я, когда он повесил трубку. — Это было непрофессионально!
— Что ж, ты можешь понять, почему я не доверил тебе сделать это.
ИЮНЬ
— В чем дело? — спросила Ана, доедая свой блин.
— Мне… мне стало немного не по себе. Я просто не была готова. — Я взяла телефон и снова набрала номер.
— Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакс, справочная, чем я могу вам помочь? — Это опять была Нэнси. Нэнси полненькая и пожилая. Она не профессиональный библиотекарь. Она просто работает за стойкой. Мне не следовало говорить «просто». Не могу представить, чтобы Нэнси сказала что-то плохое о ком-либо. Она одна из тех людей, которые умеют быть искренними и дружелюбными. Лично я всегда считала, что эти качества не уживаются друг с другом.
— Привет, Нэнси. Это Элси.
Она шумно выдохнула, ее голос стал ниже.
— Элси, мне так жаль…
— Спасибо.
— Я даже представить не могу…
— Спасибо, — прервала я ее. Я знала, что, если она продолжит говорить, я снова повешу трубку. Я сожмусь в комок, и из моих глаз покатятся слезы размером с мраморные шарики. — Лайл на месте? Мне нужно поговорить с ним о моем возвращении.
— Конечно, конечно. Одну минуту, дорогая.
Лайл ответил через несколько минут, и говорил он довольно напористо. Я могла только предполагать, что это исключительно из-за того, что ему ненавистен этот разговор так же, как и мне. Кто бы захотел говорить мне о моих обязанностях в такой момент?
— Элси, послушай. Мы все понимаем. Бери столько дней, сколько тебе нужно. У тебя полно неиспользованных выходных, дней по болезни и личного времени, — сказал он, стараясь быть вежливым.
— Сколько у меня дней «мой муж умер»? — спросила я, пытаясь разрядить обстановку и облегчить ситуацию. Но это никому не понравилось, и шутка была больше похожа на нокаут. Времени, которое заняла неловкая пауза, хватило бы на то, чтобы подъехал городской автобус. — В любом случае спасибо, Лайл. Думаю, мне лучше всего будет вернуться к привычной жизни. Жизнь ведь продолжается, верно? — Я все говорила и говорила. Жизнь не может продолжаться. Это просто слова, которые люди говорят другим людям, потому что они услышали их по дневному ТВ. Жизнь для меня не существовала. И никогда не будет существовать. Не будет никакого движения вперед. Но люди, не живущие в лакуне трагедии, не любят слышать это. Им нравится слышать, что ты «встряхнулась». Они хотят сказать твоим друзьям, твоим коллегам, людям, с которыми ты поднималась в лифте, что ты «хорошо с этим справляешься». Что ты «боец». Самые грубые из них хотят сказать, что ты «крепкая сучка» или «непробиваемая, как долбаный молоток». Я не такая, но пусть они так думают. Так легче всем нам.