— Что ж, отлично. Просто сообщи мне, когда выйдешь.
— Похороны завтра утром. И я возьму остаток уикэнда, чтобы отдохнуть. Как насчет вторника? — спросила я.
— Вторник — это замечательно, — сказал Лайл. — И вот еще что, Элси…
— Да? — Мне хотелось закончить разговор.
— Да упокоится он с миром. Мы никогда не знаем планов Господа.
— Угу, — ответила я и повесила трубку. Впервые кто-то упомянул при мне Бога, и мне хотелось свернуть Лайлу его жирную шею. Честно говоря, мне показалось грубостью само упоминание об этом. Это все равно, как если бы твоя подруга начала рассказывать об удачной вечеринке, на которой она повеселилась, а тебя на нее не пригласили. Бог был для меня под запретом. Хватит втирать, насколько он добр.
Я положила телефон на кухонный стол.
— Минус один, — сказала я. — Можно мне принять душ перед следующим разговором?
Ана кивнула.
Я ушла в душ, включила воду, гадая, как я начну этот разговор и как он мог пройти. Предложат ли мои родители прилететь ко мне? Это было бы ужасно. Или они вообще не заговорят о том, чтобы приехать? Это было бы еще хуже. Ана постучала в дверь, и я выключила воду. Я была уверена, что, по ее мнению, я сама никогда не выйду оттуда. И я не хотела причинять ей больше беспокойства, чем я уже причинила. Я могу выйти из проклятого душа. Сейчас.
Я надела халат и схватила телефон. Если я не сделаю этого сию же секунду, я этого никогда не сделаю. Поэтому я позвонила.
Я набрала их домашний номер. Ответил отец.
— Это Элси, — сказала я.
— О, привет, Элинор, — поздоровался отец. У меня было такое чувство, будто он плюнул мне в лицо, назвав полным именем, напомнив мне, что я не та, о ком они мечтали. В первый же день в детском саду я попросила всех называть меня Элси. Я сказала учительнице, что это сокращенное от Элинор, но на самом деле мне понравилось это имя с тех пор, как я увидела корову Элси в мультфильмах о мороженом. Прошло несколько месяцев, пока моя мать поняла, что происходит. Но к этому времени, как бы она ни старалась, она не могла добиться, чтобы мои друзья называли меня Элинор. Это был мой первый настоящий бунт.
— У вас с мамой есть минута, чтобы поговорить? — спросила я.
— О, прошу прощения. Мы как раз выходим из дома. Я позвоню тебе в другое время. Хорошо?
— Нет. Мне жаль. Но мне надо поговорить с вами сейчас. Это довольно важно.
Отец попросил меня подождать.
— В чем дело, Элинор? — Это мать подошла к телефону.
— Папа тоже на линии?
— Я здесь. Что ты хотела сказать?
— По-моему, я говорила вам о мужчине, с которым я встречаюсь. О Бене.
— Угу, — подтвердила мать. Голос ее звучал рассеянно. Как будто она водила по губам помадой или смотрела, как прислуга складывает выстиранные вещи.