— Ты тоже думаешь, что это много? — задумчиво спросил я.
— Как? Вот как можно быть одновременно таким умным и таким идиотом? Все, на рождественских каникулах мы пойдем его выкупать!
— Куда мы пойдем?
— В Лавку! — и что он так орет? Я поморщился.
— Ну, в лавку, так в лавку. Успокойся. Вдохни поглубже. Что ты так разнервничался? Мне вообще Оливандер палочку вместе с футляром просто так отдал, видимо посчитал, что на складе она порядком залежалась.
— Просто так? Просто так? — походу водички ему уже нужно дать, а то уже ртом воздух начал глотать.
— Ну, он выглядел немножко недовольным, — вспомнил я, — сразу выпроводил нас, причем, можно сказать вытолкнул из магазина.
— Ага, видать, поплакать захотелось, — истерически захихикал Малфой. — В одиночестве. Да я бы на его месте тебя убил, так на всякий случай, чтобы ты никому не разболтал, что видел ее хоть краем глаза.
— Ну, это было бы проблематично. Со мной бы он справился, возможно, но с мамой — сомневаюсь.
— А кто у нас мама?
— Мама она и есть мама, — что я ему мог еще сказать, и вообще, странный какой-то у нас разговор получается.
— Мама… Да, мама — это святое, — Малфой мечтательно прикрыв глаза, начал говорить. — Тринадцать с половиной дюймов, черное эбеновое дерево, высушенная сердечная мышца дракона в качестве сердцевины. Вязь рун с трех сторон, образующих треугольник. Хранится в футляре, инкрустированным изумрудами. Руны на крышке повторяют те, что нанесены на палочку. Внутри футляр выстлан зеленым бархатом.
Во дает, как по книге читает, даже я не знаю, что находится внутри моей палочки и сколько она дюймов.
— Значит так, на рождественских каникулах Мы. С. Тобой. Идем в лавку, и выкупаем футляр. А ты идешь со мной, чтобы подтвердить, что именно ты продал футляр и именно за тысячу галеонов.
— Ты собираешься покупать какую-то шкатулку за тысячу галеонов? — недоверчиво переспросил я.
— Да хоть за сотню…
— За сто галеонов или за сто тысяч?
— Да хоть за миллион! Ты понимаешь, что она бесценна? Хотя, кого я спрашиваю? Я спрашиваю паршивца, продавшего эту ценность за какую-то паршивую тысячу, — о, да наш староста еще и краснеть умеет, хотя скорее розоветь. И куда девалась его аристократическая выдержка? А еще меня покоробило, это для него может тысяча галеонов и паршивая, а для меня — это целое состояние.
— Слушай, у меня идея! А давай я сам выкуплю шкатулку обратно, а потом я ее тебе продам за сто тысяч? Как тебе такой вариант?
Судя по тому, как он схватился за сердце, идея ему явно не понравилась.
— Да не парься ты, до рождества еще далеко, вряд ли футлярчик уплывет из твоих загребущих ручек, — попытался я успокоить Малфоя. Видимо у меня получилось, потому что исходный цвет лица у него восстановился.