— Эй, Джонатан, — вполне серьезно сказала она, глядя на дно своей чашки, — можно тебя спросить? Правда, что раннее утро — самое подходящее время для моих визитов? Ведь мужчины часто просыпаются с эрекцией?
— Обычно это означает, что им пора пойти в уборную, — пробурчал он в чашку.
Она молча обдумала эту ценную информацию.
— Природа расточительна, — печально заметила она. Потом к ней вернулось хорошее настроение. — Ну да ничего! Рано или поздно я застигну тебя врасплох. И тогда — трах!
— Трах?
— По-моему, это не совсем точное звукоподражание.
— Будем надеяться.
Она на мгновение ушла в себя, потом повернулась к нему и спросила:
— Тут ведь дело не во мне, правда? То есть, если бы я не была девственна, ты бы меня взял, да?
Он сложил пальцы за головой в замок и потянулся вперед, к вытянутым носкам.
— Конечно. Тут же. Трах.
— Потому что, — настойчиво продолжала она, — на самом деле я довольно привлекательна, и богата до омерзения, и фигура у меня неплохая.
Она замолкла в ожидании комплиментов.
— Эй! Мы же говорим о моей фигуре!
После еще одной паузы она сказала:
— Ну, по крайней мере, грудь у меня красивая, правда?
Он, даже не взглянув, ответил:
— Конечно. Просто потрясающая.
— Прекрати сейчас же! Да посмотри же на нее! По нынешним меркам немного маловата, зато крепкая и красивая. Как ты считаешь?
Он взял одну из ее грудей в ладонь и рассмотрел с внимательностью профессионала.
— Очень красивые, — подтвердил он. — И числом две, что особенно радует.
— Так почему же ты, наконец, не сдашься и не переспишь со мной?
— Потому что ты кривляешься, преодолевая природную стеснительность. Более того, ты девственница. Кривляния я могу простить, потому что их ты перерастешь. Но девственность — никогда. Кстати, не хочешь надеть блузку?
— Не-ет. Вряд ли. Как знать? Может быть, когда-нибудь в тебе заговорит естественное желание — и ба-бам!
— Ба-бам?
— Лучше, чем «трах». Давай налью еще кофе.
Она наполнила его чашку, а со своей подошла к краю хоров и, облокотясь о перила, принялась задумчиво осматривать неф церкви.
Черри была ближайшей соседкой Джонатана, и жила она вместе с прислугой в большом и нелепом особняке в четверти мили по дороге. Они на пару оплачивали содержание искусственного песчаного пляжа, соединявшего их владения. Ее отец, Джеймс Мэттью Питт, юрисконсульт крупной компании, купил поместье незадолго до смерти, и Черри очень понравилась роль хозяйки. На время своих отлучек Джонатан вверял ей присмотр за домом и оплату счетов. У нее был свой ключ от дома Джонатана, она приходила и уходила, когда хотела, пользуясь то его библиотекой, то — заимообразно — его шампанским для своих вечеринок. На эти вечеринки он никогда не ходил, не имея ни малейшего желания сводить знакомство с раскрепощенными молодыми людьми ее круга. Само собой разумеется, Черри ничего о Джонатане не знала — кроме того, что он преподаватель и критик-искусствовед и, насколько она знала, довольно обеспеченный человек. В подземную галерею ее никогда не приглашали.