Аэций небрежно махнул рукой.
— Я знаю, что вины на тебе нет.
— Аттилу интересует, а хочешь ли ты вновь вернуться к этой идее. Как муж принцессы, ты сможешь контролировать те приобретения, что она получит по результатам мирных переговоров. Возможно, ты приобретешь еще большее влияние на императорскую семью.
Лицо Аэция внезапно, и лишь на мгновение, осветилось улыбкой.
— Твои источники информации не столь надежны, как наши. Тебе, похоже, неизвестно, что принцесса сбежала из того дома, куда ты ее отвез?
Выражение лица Николана не оставило сомнений в том, что для него это сюрприз.
— Вижу, ты ничего не слышал. Произошло это две недели тому назад. Она сбежала с рабом, принадлежащим Микке Медескому. Ходили разговоры, что этот раб был сыном арабского правителя. Правда это или нет, но они отплыли на Восток на торговом корабле, — он помолчал. — Так что едва ли кто вновь услышит о принцессе.
Что же касается мирных переговоров, то я об этом подумаю. Но у меня и сейчас возникают серьезные сомнения в их необходимости. Мы можем заключить мир сегодня, но год спустя Аттила вернется с еще более сильной армией. Перемирия он ни во что ни ставит. Они заключаются для того, чтобы нарушаться. Иевот что еще. У твоего господина не такое уж крепкое здоровье. И никто другой не сможет удержать под своим началом покоренные им страны. С его смертью империя гуннов лопнет как мыльный пузырь. Время, — заключил римлянин, — работает на нас.
— Но он действительно уничтожит север Италии, — предупредил Николан. — Это не пустая угроза. Все мужчины, женщины, дети будут убиты.
— Они умрут ради спасения Рима, — изрек Аэций. — Можно ли желать лучшей судьбы? — он надолго замолчал. — Насчет тебя я еще не решил. Мои добропорядочные советники требуют твоей смерти. В отличие от меня они не помнят, что в руках у Аттилы много наших людей, которых казнят в отместку за твою смерть. Ты, скорее всего, останешься в живых, но ты видел и слышал слишком многое, чтобы отпускать тебя назад. Так что я приставлю к тебе охрану. До тех пор, пока ситуация не прояснится.
Он хлопнул в ладоши и в дверях возник молодой высокий офицер.
— Лутатий Руфий, передаю в твои руки посланца Аттилы. Если он сбежит, ответственность ляжет на тебя. Как и в том случае, если ему будет причинен вред.
Офицер посмотрел на Николана. Он ничем не напоминал типичного римского солдата, с твердым взглядом, волевым подбородком, гордым носом. В его внешности чувствовалась мягкость, скорее он происходил из семьи патрициев, а не потомственных военных.
— Приказ ясен, господин мой Аэций, — ответил Лутатий Руфий.