— Ну что, мля, что?.. — с раздражением спросил он, открывая глаза и смахивая с груди Митяевы клешни. — Знаешь, кому не спится в ночь глухую?..
— Собакин… — не слушая его, горячо зашептал Митяй, — Послушай, Собакин, поговорить надо…
— Говори, сколько влезет, — разрешил Миха. — Только отойди куда подальше… Потому что спать мешаешь…
— Поедем домой, а? — неожиданно спросил Митяй.
— Ч-че? — Миха даже растерялся от неожиданности.
— Домой, а? Поедем?
— Да ты че, сдурел, парень? — Миха рывком сел. — Как это «домой»?
— Домой… — бормотал, не слушая его, Митяй. — Завтра с утреца сдадим стволы, потом — на шоссе, а там уже попуткой до Рыбницы… У меня там отец, мать, сестренка маленькая…
— Погоди, погоди, Митяй, а как же война? — перебил его Миха. — А как же. позиции, окопы? Ребята здесь остаются… А что насчет Наськи, невесты твоей из Цибулевки?..
— Это ж когда все… когда РПГ… я того… я споткнулся и на Семеныча упал… — Митяй всхлипнул. — А он… а у него лица нет, понимаешь?.. А я — на нем, лицом к лицу… а у него… ни глаз, ни носа…
— Заткнись!
— Ничего уже нет… Мясо, одно мясо…
— Заткнись, говорю!..
— Был человек, осталось мясо… Собакин, пойми, если бы мы на старые позиции не пошли, то и нас бы… так же…
Это была истерика. Миха несколько секунд прислушивался к плачу, потом нащупал в темноте Митяево плечо и с силой стиснул.
— Заткнись, дурак!.. Могло и нас, это верно. Но не убило ведь?.. И не убьет, я знаю. Наш выстрел еще не выточен. Понял?
— А Наське ведь уже не поможешь, ведь правда, Собакин?.. А у меня — отец, и мать, и…
— Ладно, уболтал, езжай, — сказал Миха. Успокаивать, утешать не было никакого желания. Делиться выдержкой не хотелось тем более — у самого после сегодняшнего осталось ее не очень-то много. — Езжай. Лично я — не против.
— Поедем вместе, Собакин… Пожалуйста…
Миха несколько секунд раздумывал, потом покачал головой.
— Понимаешь, парень, ты ведь почему меня с собой тянешь? Потому что вдвоем легче, чем одному. Вдвоем — вроде не так по-чмырному получается, да? Но это ведь только до трассы. Как на шоссе выйдем — ты меня возненавидишь, парень. Даже сильнее, чем тех, кто здесь остался. Потому что и на трассе, и по дороге в Рыбницу рядом с тобой будет свидетель твоей трусости.
— Собакин…
— Да ты на трассе от меня просто драпанешь, парень. От своего позора драпанешь…
— Послушай, Собакин… — слабо начал Митяй.
— Странный вы народ, русские, — задумчивым голосом продолжал Миха. — Повоевать — совсем не дураки. Но только лучше всего воюете, когда не знаете за что. А когда знаете — так даже руки ствол не держат. В чужой дом вломиться — так хозяев дубасите, что аж шуба заворачивается. А когда в ваш… — он вздохнул. — Народ-гигант, чего уж там.