Как ни стыдно будет мне сказать об этом, но в течение того тихого лета я совершенно позабыл о моих родителях. Я не хочу сказать, что я их игнорировал. Я хочу сказать, что я вообще забыл об их существовании. Я написал им в письме, что остаюсь на лето, написал почему, но не оставил им телефонного номера, поскольку в тот момент еще не знал его. Эту оплошность я так и не удосужился исправить. Я им не звонил, и они мне не могли позвонить, и по мере того как лето заканчивалось, этот мелкий недосмотр стал психологическим буфером, который стер их из моих мыслей. Несомненно, где-то в глубине души я понимал, что я сделал, что мне нужно связаться с ними до осени, чтобы оформить необходимые для стипендии бумаги, но на сознательном уровне они просто перестали для меня существовать.
А затем умерла моя мать.
Отец сообщил мне об этом в письме. Мне внезапно открылось очень многое. За месяц до того, как я уехал в Гарвард, матери диагностировали рак матки. Она отложила операцию – полное удаление матки, гистерэктомию, – до моего отъезда, не желая омрачать мне начало учебы. Послеоперационное вскрытие показало, что у нее был редкий случай агрессивной аденосаркомы, которая не оставила ей шансов выжить. Зимой у нее уже были метастазы в легких и костях. Ничего невозможно было сделать. Как сказал отец, ее предсмертным желанием было, чтобы ее сын, которого она так любила, не прерывал своего триумфального пути к исполнению всех ее надежд. Другими словами, чтобы я жил своей жизнью и ничего не знал. Она умерла две недели назад, и ее прах был захоронен без торжественных похорон, в соответствии с ее волей. «Она не слишком сильно страдала, – писал мой отец несколько холодно, – и отошла к грядущей жизни с любовью и мыслями обо мне».
«Возможно, ты зол на меня, на нас обоих за то, что мы хранили это в тайне, – написал он в конце письма. – Если это тебя утешит, то знай, что я хотел тебе рассказать, но твоя мать и слышать не хотела об этом. Когда в тот день у автобуса я сказал тебе, чтобы ты оставил нас, это были ее слова, не мои, хотя она и убедила меня со временем в их мудрости. Думаю, твоя мать и я были счастливы вместе, но ни на мгновение я не сомневался в том, что самая большая любовь ее жизни – ты. Она была всё готова сделать ради тебя, ее Тимоти. Возможно, ты захочешь приехать домой, но я советую тебе подождать. У меня всё достаточно хорошо, учитывая обстоятельства, и я не вижу причин к тому, чтобы ты отвлекался от своей учебы ради того, что в конечном счете лишь причинит тебе боль, но ни к чему не приведет. Я люблю тебя, сын. Надеюсь, ты это знаешь, и надеюсь, что ты сможешь простить меня – простить нас обоих – и что когда мы встретимся в следующий раз, то не ради того, чтобы оплакивать уход твоей матери, а ради того, чтобы праздновать твой триумф».