За ночь луг укрыла мягкая пелена тумана. Ловушка, ведро с давлеными яблоками, стояла в сотне метров по ветру в высокой траве. Сидя совершенно неподвижно, подобрав ноги и положив винтовку на колени, Луций ждал. Он не сомневался, что зверь придет; не устоит перед запахом спелых яблок.
Чтобы скоротать время, он произнес краткую молитву. Бог мой, Господь Вселенной, будь мне пастырем и утешением, дай мне силу и мудрость исполнить волю Твою во дни грядущие, дай понять, что от меня требуется, дабы был я достоин того, что возложил Ты на меня. Аминь.
Потому что нечто надвигалось. Луций чувствовал это. Чувствовал столь же отчетливо, как удары своего сердца, как движение воздуха в легких, как твердость собственных костей. Изогнутая кривая человеческой истории приближалась к часу последнего испытания. Никто не ведает, когда наступит этот час, но он обязательно придет, и это будет время воинов. Время таких, как Луций Грир.
Минуло три года с освобождения Хоумленда. События той ночи стояли перед его мысленным взором так, будто случились вчера, яркими, неизгладимыми воспоминаниями. Хаос на стадионе, появление Зараженных, повстанцы, открывшие огонь по Красноглазым, появившиеся в центре событий Алиша и Питер, стреляющие снова и снова. Эми в цепях, убогая фигурка, рев, изошедший из ее горла, когда она выпустила на свободу свою силу, ее тело, превращающееся, лишающееся человеческого облика, лопнувшие цепи, великолепный прыжок, быстрый, как молния, ее натиск на врага. Хаос и беспорядок боя, Эми, попавшая в ловушку, прижатая Мартинесом, Десятым из Двенадцати, яркая вспышка взрыва и полная тишина, мир, застывший в неподвижности.
К тому времени, когда Луций вернулся в Кервилл, следующей весной, он уже окончательно понял, что не сможет жить среди людей. Смысл происшедшего той ночью был совершенно ясен. Он призван влачить уединенное существование. Он сам построил свою скромную хижину у реки, но лишь для того, чтобы ощутить тягу к чему-то большему, тому, что заставило его отправиться в глушь. Луций, стань наг. Отринь все вещи свои, отринь все блага мирские, дабы познать меня. Не взяв ничего, кроме клинка и смены одежды в заплечном мешке, он шел среди холмов, не ведая направления, лишь стремясь уйти как можно дальше от людей, достичь полнейшего одиночества, в котором его жизнь обретет свой истинный смысл. Днями не ел, изодрал в кровь ноги, язык распух от жажды. Шли недели, и товарищами ему были лишь гремучие змеи, кактусы и палящее солнце. У него начались видения. Роща гигантских кактусов превращалась в его глазах в ряды солдат, стоящих по стойке «смирно», он видел озера воды там, где их не было, а линия гор вдали казалась ему стенами города. Он воспринимал эти видения некритически, не осознавая их нереальности. Они были реальными потому, что он в них верил. В его сознании слились прошлое и настоящее. Временами он осознавал себя Луцием Гриром, майором Экспедиционного Отряда, временами – заключенным в военной тюрьме. Иногда – молодым новобранцем, иногда – вообще мальчишкой.