На работе днюху отметили чисто символически в обед, даже почти не пили. Семёныч, наш профорг, тоже легенда поселка, подарил от коллектива шапку-ушанку. На материке в ней ходить будет страшно, она из соболя. В нашей мастерской сшили.
Семёныч славен тем, что получает больше всех в поселке. Ему давно пора на пенсию, но он не уходит, хотя дети ждут его на материке. Думаете, у человека ответственная должность? Не угадали. Раньше за каждые полгода работы на северах давали надбавку за выслугу без ограничений размера. Потом Хрущёв установил максимальный предел в сто процентов, но те, кто имел больше, получили компенсацию, определенную сумму ежемесячно. Из-за этой компенсации Семёныч и имеет большие деньги, потому и тянет с выходом на пенсию. Жалко бабло терять.
После обеда сижу у себя в студии. Как дядя Витя умер, я в мастерскую не заглядывал. Неожиданно ко мне заходит совершенно незнакомый человек. Представляется Лаврентием, жмет руку, поздравляет, выкладывает перевязанную голубой шелковой лентой с пышным бантом красивую коробочку, говорит: «Подарок от Чалдона», – и спрашивает: «Как дела? Никто не обижает?» И сразу сам себе отвечает. Дескать, обижают мало́го. Зинка мальчонку хочет уволить, на прошлой неделе в район телегу накатала, про режим работы, недостаток средств в фонде заработной кооператива и левого работника в штате. На просьбу Петровича плюнула, на остальные договоренности тоже. Прямо хоть и не уезжай Чалдон совсем, кое-кто сразу перестает уважать твой авторитет. Однако надо будет поправить бабу вздорную, а может, даже чуток наказать.
Пока он речь толкал, я пытался понять, кто это такой. Не уголовник точно. Я как их определяю? Наколки есть не только у сидельцев, да и прошедшие зону далеко не все их набивают. Те же варнаки из староверов татуировки сильно не одобряют. Говорят: «Господь создал человека по своему подобию. Потому нечего свой образ партаками пачкать». Другой признак – телосложение. Многие хорошо посидевшие и после десяти лет вольной жизни остаются худыми и измождёнными. Тюрьма не курорт, болезнь на всю жизнь можно заполучить. Но и это не показатель, разные люди бывают. Еще верная примета бывшего зэка – сломанный в многочисленных драках нос. Свары с сокамерниками обычное дело.
Здесь лагерных примет нет ни одной, но и военной выправки не наблюдается. Прибывший – крепкий, коренастый мужик. Сразу видно, сильный и выносливый. Однако не работяга, слишком ухожен. Тут я вспоминаю последний разговор с дядей Петей. Упоминал он какого-то Лаврентия, упоминал. Про чемоданы тому велел рассказать и с домом дело решить, коли сам помрет.