Я слышу звук твоих шагов.
Поцелуй меня еще.
Я слышу запах твоих сигарет.
Йокогама, твои голубые огни.
Это наш мир навсегда.
Рука Кеи сползла в трусы Косуке и схватила его член. Другая рука обхватила Косуке грудь, словно ремнем безопасности на американских горках, и Кеи начал мастурбировать.
— Нет, — сдавленным низким голосом проговорил Косуке. — Кеи…
А Кеи продолжал петь «Огни Йокогамы».
Еще один лишь поцелуй.
Я иду, иду,
Качаясь, словно челн в твоих в руках.
Кеи ускорился, а Косуке уже не мог выдавить из себя ни слова и только закрыл глаза, став маленьким мальчиком на краю пропасти над водоворотом. Мальчиком, шпионящим за купанием монахинь в озере. Мальчиком, подглядывающим за рыжеволосой девушкой в окно ее спальни.
— Нас никто не любит, — шептал Кеи. — Кроме нас самих. А я нас люблю. Я тебя люблю.
У Косуке перехватило дыхание; его сперма устремилась прямо в воду. Солнце играло на ней, придавая ей жемчужный блеск рыбьей чешуи.
Еще дрожа, Косуке открыл глаза и обнаружил, что испачканные пальцы Кеи все еще держатся за его член. Вода в ведре с мертвой рыбой побагровела. На Косуке накатила волна гнева и страха, и он снова стал маленьким мальчиком, которого бросили одного на скамейке на автовокзале. Он обернулся.
Кеи неуверенно улыбнулся, и удар в лицо застал его врасплох. Он опустился на одно колено, в его глазах заблестели слезы. Он зажал челюсть, меж его пальцев сочилась кровь.
— Трус! — заорал он, глядя на удирающего Косуке. Превозмогая боль, он продолжал говорить:
— И власть и слава наши парят меж небом и землей, как облака, шатры светила.
Он засмеялся, и его рот наполнился густой кровью.
— Гребаный трус, мать твою, Ивата!
Кеи сорвал с дерева магнитофон и запустил им в удаляющийся силуэт Иваты.
— Тебе от этого не уйти!
Это наш мир навсегда.
Глава 25
И ста сердец не хватит мне
Ивата вышел из самолета и посмотрел вверх. В Японии было теплее, чем неделю назад, когда он улетал, но небо по-прежнему оставалось серым и неприветливым. Идя по аэропорту, он каждую минуту ожидал хлопка по плечу, но паспортный контроль прошел без осложнений.
Хатанака поджидал его на стоянке, сложив руки на груди. Он успел перекраситься в брюнета. Без формы он походил на юношу, встречающего отца.
— Папка у тебя?
Хатанака протянул ему сложенную газету с папкой внутри.
— Молоток, лейтенант. Поедешь со мной.
— Скажите, инспектор, меня уволят, из-за того что я помогаю вам?
— Ты молод, у тебя все впереди. Так, папка есть, теперь подробности.
— Значит, Икуо Уно ничем особо не отличился — в основном азартные игры плюс явные связи с якудза. Его дело велось пять лет, но до ареста так и не дошло.